— Мне запрещено думать о фронте, — вслух прошептала сейчас Марина и хотела было продолжить, почему именно запрещено ей, но представив себе, как Сосновская будет приходить в комитет или вызывать к себе, она подбежала к окну, распахнула его настежь, подставила заплаканное лицо уже прохладному осеннему ветерку.
Не лучше, чем у Марины Храмовой, было настроение и у Бориса Дворникова.
— Это как же теперь получится? Ты будешь получать письма от невесты с фронта? — наивно спросил Славка Тихонов, когда они возвращались вечером в общежитие.
Скрипнув зубами, Борис процедил:
— Отстань, говорю, иначе… — Он показал бы Славке-прилипале, что такое «иначе», но нельзя: пока Тюрин работает в другом цехе, ему, Борису Дворникову, Ладченко приказал заменить бригадира, а бригадир даже на улице не может раздавать тумаки подчиненным.
На душе у Бориса было тоскливо и муторно. Вероника ушла в армию, будет учиться, как она говорила, на радистку, а когда выучится, ее перебросят в лес к партизанам. А он, парень, которому через месяц и двадцать шесть дней исполнится восемнадцать лет, остался в глубоком тылу… Конечно, Вероника с ним советовалась об уходе в армию. Ему хотелось отговорить ее, попросить, чтобы она не уезжала, но он промолчал. В последний вечер, когда у нее на руках уже были военкоматовские документы и ей сказали, что завтра будут поданы вагоны для девушек, она обняла его…
На следующий день к станку подошел Николай Иванович Ладченко, спросил:
— Как дела, бригадир?
— В порядке, Николай Иванович. Две нормы дадим, — ответил он.
— Молодцы, — Ладченко помолчал. — Выключи станок и зайди ко мне в конторку, — сказал он.
Эти слова не удивили Бориса. Николай Иванович иногда вот так же приглашал в конторку бригадира Тюрина, и тот, вернувшись, говорил: «Ребята, есть новое заданьице».
Не заходя к себе в конторку, Ладченко сказал подошедшему Дворникову:
— На станции девушек провожают в армию. Сбегай туда, Боря.
Покраснев, Борис опустил голову, догадываясь, о чем говорит Николай Иванович.
— Беги, чудак, а то опоздаешь, — подтолкнул его Ладченко.
И вот сейчас, почти не слушая Славку, получившего письмо с колхозными новостями, о которых он и рассказывал, Борис думал о Веронике. Все у него сводилось к тому, что не может он оставаться в Новогорске, если она уехала. Не может, нет у него сил, он тоже должен уехать, как она, как Виктор Долгих когда-то… Виктор погиб и не погиб, он живет в их цехе, выполняет норму. Если что, так же могут зачислить во фронтовую бригаду и его, Бориса Дворникова… Погибшего? Почему погибшего, не всех на войне убивают, в здешнем госпитале вон сколько раненых… Вдруг привезут и его сюда раненым… Будут приходить к нему ребята из цеха…
Путаясь, набегая одна на другую, бурлили в его голове мысли — беспокойные, понятные и непонятные.
— Славка, ты мне друг? — спросил он.
— А то! — искренне воскликнул Славка.
Борис потянул его за рукав в сторону от дороги, по которой они шли, зашептал:
— Слушай, что я тебе скажу. Я сегодня ночью убегу. Только — молчок!
— Как убежишь, куда? — не понял Славка.
— Тише разговаривай. Сяду на поезд без билета и без документов, станут проверять, скажу — украли… Так сделали ребята с медно-серного — и уже на фронте.
— Но ты бригадир.
— Какой там… Завтра или послезавтра придет настоящий бригадир.
Они вернулись в свою комнату. Остальные шестеро ребят еще не спали. Перед сном кто-нибудь из них рассказывал прочитанную книгу. Так было и на этот раз.
— Все! На боковую! — приказал Борис. Он был постарше и посильнее других обитателей комнаты, и они слушались его.
Ребята уснули, а Борис, делая вид, что спит, укрылся одеялом с головой и думал о том, как пойдет на станцию к поезду. Он думал и о Славке, надежном парне, который получит за него письмо от Вероники, припрячет, а потом, узнав его, Бориса, адрес, перешлет письмо Вероники ему. Все очень просто! Когда он узнает, где служит Вероника, попросится в ту же часть. Если она действительно будет учиться на радистку, он тоже станет радистом, и вместе они полетят к партизанам…
И вдруг Борис видит густой-прегустой лес, на который он опускается не то с парашютом, не то на ковре-самолете. «Сюда, сюда», — слышится голос Вероники. Он прыгает с ковра и легко, невесомо летит вниз, трогает руками вершинки не то сосен, не то елей, раздвигает нижние ветви, чтобы рассмотреть, где Вероника, откуда доносится ее голос: «Сюда, сюда»…
Ветви почему-то стали толкаться в бок и шептать: