— Боря, вставай…
Он очнулся, понял: его толкал и будил Славка. В мыслях поблагодарив его (мог бы проспать ночной поезд), Борис приврал:
— Я не сплю.
Он оделся, тихонько вышел из комнаты, а за ним одетый Славка.
— А ты куда? — спросил Борис на улице.
— Провожу тебя. Как же без этого, — ответил Славка.
Пожалуй, верно, кто-то должен проводить, согласился Борис. Они с Вероникой провожали Виктора, он провожал Веронику…
До станции шли молча.
На освещенном перроне было безлюдно, лишь возле деревянного вокзальца сидели на узлах какие-то женщины.
У Бориса было сейчас единственное желание, чтобы поскорей пришел поезд и увез его.
Неожиданно из здания вокзала вышел старший лейтенант Статкевич.
«А он что здесь делает?» — удивился и струхнул Борис, уже не однажды говоривший военкому о том, что хочет уйти добровольно в армию. У того был один ответ: «Исполнится восемнадцать, тогда и потолкуем».
Надеясь, что старший лейтенант не узнал его, Борис бросился к стоявшим на запасном пути товарным вагонам.
— Погоди, Боря! — крикнул Статкевич. — Пользуешься тем, что я не могу бегать!
Борис остановился. Ему было как-то неловко и совестно. Он вернулся, не подымая головы, поздоровался. Подошел Славка, побежавший было в другую сторону.
— Встречать кого-нибудь пришли или провожать? — спросил Статкевич, посмеиваясь.
— Встречать… Вон к Славке из колхоза должны приехать, — находчиво промямлил Борис.
— Понятно. Вместе встретим.
Подошел знакомый Борису однорукий начальник заводской охраны с двумя пожилыми бойцами, доложил:
— Товарищ старший лейтенант, наряд прибыл!
— Приступайте к исполнению, — ответил, козырнув, Статкевич и повернулся к ребятам, — Так вот, на каждой станции наряды… На днях тут был задержан один субчик. Спрашиваем: кто такой, откуда? Отвечает: колхозник, в армию мобилизован, а документы утерял. Ну-ка расстегни, говорим, пальтишко, может, оружие у тебя там. Расстегнулся, а под пальто рабочая спецовка… Получил он от ворот поворот. Там же на руднике и работает. На фронт хотел убежать, шельмец. Такая тактика нам знакома. У оружейников подобных субчиков не встретишь. Верно, Боря?
Борис будто язык проглотил. Ему было то зябко, то лицо обдавало жаром, словно он подошел к ванне с расплавленным свинцом для закаливания деталей. У него под фуфайкой тоже была рабочая замасленная спецовка, даже пропуск остался в нагрудном кармане.
— У нас таких нет, — вместо Бориса ответил Славка.
В следующую минуту Борис и вовсе растерялся, увидев пришедших на перрон Андрея Антоновича Леонтьева, директора Рудакова, парторга Маркитана. Они, как он заметил, провожали солидного в кожаном пальто начальника.
— Боря, а ты почему здесь? — изумленно спросил Андрей Антонович.
— А, Дворников, ну здорово, рабочий класс, — сказал Рудаков.
— Мои добровольные помощники, — пояснил Статкевич.
— Молодцы, — похвалил Рудаков и обратился к начальнику в кожаном пальто. — Вот они, наши кадры. Днем работают, вечером за порядком следят. Молодцы, да и только!
— Настоящие оружейники, — тоже похвалил начальник в кожаном пальто.
— Ваше дежурство завершено. На отдых бегом марш! — скомандовал ребятам Статкевич.
Они побежали в сторону близкого цеха, где, как рассудил Борис, можно поспать до начала смены. Славка бежал, бежал и вдруг упал на пожухлую, тронутую первыми заморозками траву и, неудержимо хохоча, еле выговаривал:
— Вот это… про-водил… В герои… по-пали…
Борис повалился на Славку, и они вдвоем барахтались, тискали друг друга и хохотали.
А тем временем гость в кожаном пальто, приезжавший на завод из наркомата, говорил:
— Доложу наркому: оружейники с заданием справились, опередили сроки. Главное — авиаторы довольны.
— После доклада можно положить перед наркомом их заявку, — сказал, кивнув на Рудакова и Маркитана, Леонтьев.
— Непременно. Думаю, процентов на тридцать-сорок она будет удовлетворена.
— И только-то! — разочарованно воскликнул Маркитан.
— Не будем забывать, в какую годину живем и чего мы временно лишились, — ответил товарищ из наркомата. — Авиаторов не обижайте. Все, что для них делается, у нас на особом контроле, — осведомленно добавил он.
Из обкома сообщили: на следующей неделе, в среду, состоится областное собрание партактива, и желательно, чтобы на нем выступил кто-нибудь от новогорцев. Представив себя в роли выступающего, Леонтьев стал размышлять о городских делах, перебирать в памяти большие и малые события, происходившие на предприятиях и в учреждениях. В первую голову он, конечно, думал об оружейниках. Обжились, многое построили и строят. Нынешней зимой полегче им будет: убрали и надежно припрятали хорошо уродившую огородину, и не придется хозяйкам обменивать одежонку на съестное. Повольнее стало с овощами в столовых, кое-что (картофель и капусту, например) можно продавать в магазинах по карточкам. Об этом с любой трибуны вещай! Были и такие дела, о которых говорить в аудиториях не принято, они, так сказать, не для протокола… Оружейники выдавали «на-гора» то, что для них было привычным, а в последние месяцы освоили и пустили на поток новинку…