— Ну, а похоже, что ты их пальцами расчесал.
— Знаю, и это не так уж просто. Каждая прядь укладывается под определенным углом, иначе получится полная хрень, — объяснил я своему дремучему напарнику. — Все должно быть на своем месте.
— Иначе что?
— Иначе будет не сексуально.
— Ты очень сексуален. — Ян зевнул, забрал пустую кружку и вышел. — Теперь-то мы можем идти, пока из нас песок не посыпался?
На лучшее можно было и не рассчитывать. Я выключил свет и плюхнулся на кровать, чтобы надеть сапоги.
— Вельветовые штаны? — спросил Ян с такой интонацией, словно ему было физически больно.
— Ты не заметил, когда был в ванной?
— Я туда не заглядывал, — сухо сообщил он.
— Ну, простите, что у меня нет пары «Вранглеров», как у некоторых, — заметил я. — Даже «Ливайсов», если уж на то пошло.
— Ничего так не возбуждает, как болты на ширинке, мой друг.
Это точно.
— Но твои «сними-меня» джинсы все-таки не подходят.
Я его проигнорировал, однако стоило мне встать с кровати, как Ян опять скривился.
— Что опять?
— Сколько стоят эти сапоги?
Я поднял ногу и глянул на подошву.
— Не знаю, триста, может, четыреста баксов.
— Прошу, сними их. У тебя в шкафу лежат мои черные кожаные берцы. Надень их. Умоляю.
— Но это тоже сапоги.
— Ничего подобного. Ну же.
— У меня есть еще вингтипы16 от «Антонио Маурици», я могу...
— Даже знать не хочу, что это, но думаю, они не лучше этих. Просто переобуйся.
— А байкерские ботинки...
— Нет, твои байкерские ботинки у меня с нашего субботнего похода на фермерский рынок.
— О-о. — Забавно, я даже не заметил их отсутствие. — А эти сапоги случайно не «Дольче и Габбана» из состаренной кожи или...
— Понятия не имею. Они просто мягкие — и все.
Я должен был подумать.
— Миро!
— Ладно-ладно, — пробормотал я, снова опускаясь на кровать и снимая сапоги. А Ян покопался в моем шкафу и вернулся с видавшей лучшие времена парой военных ботинок. Они были потрепаны, но в приличном состоянии. Более того, пусть звучит по-идиотски, но это обувь Яна, так что я готов носить ее не снимая. Ботинки подошли идеально.
— Боже, мне стоит к тебе переехать, — пробурчал Дойл. Он даже не заметил, что я перестал дышать. Этот мужчина когда-нибудь добьет меня своими словами. — Представь себе, как быстрее проходили бы твои утренние сборы, если бы не нужно было думать, надеть ботинки от Антонио-хрен-какого или...
— «Антонио Маурици», — крикнул я, когда он направился к лестнице.
— Да мне, блядь, по барабану!
Я спустился следом и, остановившись у шкафа в прихожей, достал пальто «честерфилд». Но Ян опять взялся за свое:
— Возьми форменную куртку и пошли уже.
— Да, но...
Дойл зарычал, поэтому я схватил куртку, проверил, не забыл ли значок, ключи, оружие, права, кошелек и телефон, и выскочил из квартиры.
Заперев входную дверь, Ян устало покачал головой, словно я его вконец вымотал, и бросился вниз по ступенькам.
— Чего ты злишься?
— Знаешь, сколько мне нужно времени, чтобы собраться?
Я широко улыбнулся:
— Ты просто от природы великолепен. А мне приходится работать над собой. Идеала нелегко добиться.
— Садись уже в машину!
Я продолжал посмеиваться, устраиваясь на сидении и сообщая Яну, что мне нужно еще кофе.
— Если бы не торчал кучу времени перед зеркалом, смог бы выпить кружку.
— Ага, напомню еще раз. Красота не выносит спешки.
Дойл сорвался с места, словно мы только что банк ограбили. Я вцепился в приборную панель.
— Господи, Ян.
Его коварная улыбка не ускользнула от меня.
***
ЛЮСИ КЕНСИНГТОН была похожа на героиню с обложек любовных романов, где в гордую девственницу по уши влюбляется главный герой. В реальности девица материлась как грузчик и кидалась на Яна с ножом, стараясь поскорее выковырять его сердце из грудной клетки.
Думаю, раньше с ней обращались более деликатно, потому что она возмущенно заорала, когда Ян ее обезоружил, уложил лицом на асфальт и застегнул на запястьях наручники. Люси при этом поливала его отборным матом, некоторые выражения я даже не слышал — уникальный случай — пока не началась стрельба. Как только все — нацбезопасность, местная полиция и мы — оказались под пулями, зажатые во дворе реабилитационного центра, Люси тут же заткнулась, сжалась в комок за спиной Яна и завела волынку с извинениями.
— Мне так жаль — всхлипывала она, прижимаясь щекой к широкой мускулистой спине Яна. — Но я бы не зашла настолько далеко, если бы не была такой сукой.