- Сонька, - командую перемазавшейся майонезом девчонке, чтоб она поскорее собиралась, и наспех закидываю в сумку всё необходимое.
- А колготки? - возмущается она, пока я тащу её за руку по коридору. - К папе в таких нельзя. Вдруг не захочет такую дочку?
- Захочет, иначе ему придётся иметь дело со мной!
Хотя, кого я обманываю? Всё равно от моей расправы Некрасову не убежать. У меня руки так и чешутся приложиться к его наглой роже. Он на святое покусился - на мои чувства к родной сестре, а такое просто не забывается! Даже беседуя с вполне себе доброжелательной директрисой, только о своей мести и думаю. Что сначала предпринять: голову ему открутить или оторвать самое ценное? Чтоб больше не звенел ими на всю округу?
- А здесь у нас детки помладше. Вот Лидочка, ей четыре, - женщина подзывает к нам симпатичную малышку в красивом сарафане и сажает её к себе на колени. - Лидочка у нас уже год.
Бедная...
- Мать лишили родительских прав. Видите, - её рука скользит по детскому плечику, отодвигая края футболки, и обводит указательным пальцем три одинаковых рубца. - Сигареты об неё тушила, паскуда. Господи, вы ведь там всё подкорректируете?
- Конечно, - киваю, ничуть не виня Татьяну Викторовну за веское словцо, но в блокноте делаю пометку: "Ира, паскуду убирай". - Скажите, а как давно вы здесь работаете?
- Без малого двадцать лет.
- Тяжело, наверное, ежедневно видеть такое?
- Не без этого. Когда только сюда пришла педагогом, меня уверяли, что с годами проще станет. Мол, ко всему человек привыкает. А я так и не научилась. Это же дети... Иной раз, как новенькие поступят, весь вечер дома реву. Да и здесь реву, вместе с ними.
- А как, вообще, ребёнок попадает в ваш детский дом?
- Как? Да как и везде. Груднички-отказники сначала в доме малютки живут. Ну как дом? Дом это громко сказано - пятый этаж роддома. Там их какое-то время медсёстры выхаживают, а потом перевозят в соседний город. А уж когда подрастут, если в семью не забирают, уже сюда.
- А семьи? - сглатываю ком в горле, краем глаза взглянув на притихшую племянницу. - Матери, например. Бывает, что они сами сюда детей сдают?
- Нечасто, но пару раз на моей памяти было.
Значит, вот оно как...
- Сдают, а потом пороги обивают. А вообще, здесь в основном полные сироты при живых родителях. Ближайшим родственникам до них никакого дела нет, вот государство и растит.
Интересно, если б не было меня, Верка смогла бы так? Сюда отдать, пока свои проблемы не утрясёт? Вряд ли... Хотя, здесь о детях всяко лучше меня позаботятся. И оденут, и обуют, и тарелку супа нальют... Господи! Даже думать о подобном не смей, Василиса! Найду Верку и голову оторву! Выключаю диктофон и прячу его в куртку.
- Татьяна Викторовна, может, вам что-то необходимо? Я об этом в статье напишу, глядишь и откликнется кто?
- Нужно, - Лидочку спускает с колен, а в руки берёт сложенный вдвое тетрадный листик, что прятала в кармане. - Я как чувствовала, набросала. Вот, к примеру, кровати. В некоторых комнатах их ещё с советских времён не меняли. Пружины торчат, детям в бока впиваются.
Так и пишу: кровати.
- Матрасы, это само собой. С игрушками, слава богу, всё хорошо, но они же имеют свойство ломаться. Вот в прошлом месяце нам молодые мамочки города помогли, памперсы принесли.
- Памперсы?
- Да, детки-то разные. Кто-то уже из ползунков вырос, а до сих пор писается. Так с этим и боремся. Пелёнки опять же, впитывающие. Постельному тоже рады будем. Государство, конечно, бюджет выделяет, но вы же знаете, что депутаты всех проблем предусмотреть не могут. Канцтовары: пластилин, краски, фломастеры, ручки...
Господи. Я тут уже пятьдесят минут сижу, и с такими темпами просижу ещё столько же!
- Знаете, - обрываю женщину, не забывая улыбнуться, и, заложив блокнот ручкой, наконец, его закрываю. - Вы мне список свой дайте, а дальше уж я сама.
А то я от приезда племянницы до сих пор под впечатлением, а тут вон сколько детей. Глаза грустные, носы грязные... Хоть и самой садись, да слезами умывайся. Понарожают, а потом вон, их дети никому не нужные в поисках материнской любви к Татьяне Викторовне жмутся.
- Тёть Вась, - Сонька после такого зрелища тоже поникла. Вцепилась в рукав моей куртки и торопливо семенит ногами, с трудом подстраиваясь под мои шаги.
- Чего? - останавливаюсь на крыльце и заглядываю в свежее детское личико. Кудряшки растрепались и теперь торчат в разные стороны. Причесать бы её.
- А это садик такой?
- Вроде того, - щёлкаю на фотоаппарат старое мрачное здание, а девочка рядом со мной стоит и распушившуюся косичку на палец накручивает. - Только они здесь целыми днями.