Теперь вот, утром второго дорожного дня, малая светлая девчурка увидела это чудо в окно и закричала из коридора в купе:
— Мама, а нас везет паровоз!
И мы, кто был в коридоре, засмеялись. Какое милое открытие!
***
Чудесный день — с глубоким снегом, что лег вчера, с морозцем, солнцем, с привольем, которым я только что любовался с горы, с тишиной, что так хорошо ложится на душу,— чудесный!..
Зашел на гнездовище бывшего придорожного хутора. Стоял в зарослях татарника. Он — как итальянские пинии, разлапистый и высокий, в рост человека.
Думалось о счастье узнавания мира, о моем сынишке с его бесконечными, неуемными «почему?». Как он смотрел бы на многокрасочное чудо — щегла или снегиря на этих щедрых шишках!..
Хорошо, что и мне еще хочется так смотреть — его глазами, с его улыбкой. Не боясь, что «стыдно», если кто увидел, «не солидно» мне лезть сюда через глубокий, заваленный снегом мелиоративный ров.
***
Где бы я ни был, какая бы это ни была далекая, чудесная страна, всюду для матерей, бабушек, отцов — одинаково простые человеческие обязанности и хлопоты.
И все это делает ту экзотику так приятно, так нечеловечески обычной и простой, как мое родное Загорье.
***
Равнее, серое утро. Дворничиха, пожилая, грустно озабоченная женщина, лопатит снег с широкого тротуара. Равномерное, однообразное шарканье, которого хватит надолго.
Навстречу старухе, по ночной еще, неприбраннои, чистенькой белизне идут на первую прогулку ясельные дети. Как всегда, за ручки, потешные в своей миниатюрной похожести на взрослых.
Первый мальчик, что не держится за руку с напарником, а идет как будто впереди, остановился и сам себя спросил:
— Что это бабуля делает? — И радостно догадался: — Дорогу для нас!
Дворничиха перестала лопатить, выпрямилась и уже улыбается — словно хочет сказать: «Да, правда, для вас».
Так улыбаются только детям.
***
Осло. Порт. К нашему теплоходу пришел потешным парадом детский духовой оркестр. В городе началась традиционная неделя музыки. Концерт, который мы слушаем с нижней палубы.
Дебелый брюнет, дирижер, аж приседает, чтобы быть ближе к своим малым да маленьким трубачам и барабанщикам, и подпевает им, размахивая длинными руками в белых перчатках. Учитель!
Хорошо вблизи смотреть на лица, будто расшифровывая еще один народ.
И как-то по-новому странно, что вот и нельзя же пробиться словами из тех языков, кои ты знаешь, в чистую душу, которой любуешься через детские глаза, детскую улыбку.
Космос, галактика, межпланетные связи... А на земле еще столько великой работы!..
***
Воспоминания — как ячейки той сетки, которую мы плетем всю жизнь, единственной сетки, единственного дела жизни.
Утром снова меня навестило неожиданное воспоминание. О том, как я когда-то возвращался зимой из деревни, где много писал в тихой хате брата, и как дома, еще во дворе встретил мой малыш. Не шел, а бежал передо мной на пятый этаж, сам позвонил, сам кричал маме, что я приехал, спешил раздеваться и — сразу потребовал своего, по чему затосковал в месячной разлуке.
Мы с ним легли на ковре, поставили возле себя, на полу, лампу под зеленым абажуром и читали. Перро, Андерсена, Толстого, Носова, народные сказки... Не всё сразу, конечно, а что-то из названного.
Не проходит такое бесследно. Не потому ли он на днях, уже юноша, прилег вечером на тахте, где я сидел, голову положил на мои колени, будто так себе, будто между прочим, и долго не высвобождал чуприну из-под моей руки?..
Не верти головой, когда будешь это читать. И мне писать такое вроде неловко. Как будто это — только наше с тобой, не больше.
***
С нами тут, в деревне, маленькая Дануся, которая вся живет в сказочном мире, заражая этим и нас.
Вчера под вечер вдвоем с сыном-студентом проходили около знакомой сосны, странно наклоненной над рекою, с гривой ветвей, только у воды. На опустевшем гнезда аиста, которое венчает сосну, мародерили вороны, что-то там рвали. Без аистов и лягушкам живется вольней и смелей. Над самым берегом, где он отлогий, много их удирает из-под ног или жирно шмякается в воду.
И мы смеялись, словно в детство впали, что у лягушек, чего доброго, и праздник есть такой — «отлет аистов».
— В ладоши плещут,— говорю, представив, как бы это выглядело в мультфильме. А физик мой добавляет:
— Еще тому аисту и платочками машут.
***
Утром мы с нею встретились у столовой дома отдыха. Завтракать было еще рано, никто не шел. Но она уже сидела на скамейке.
— Здорово, Алеся! Ты уже, видать, позавтракала?
И здороваться и отвечать — много сразу, и она только отвечает: