— Разве не так они пытают пленников?
— Моя пенсия тому человеку, который придумает способ, как вас... — дерьмо, началось! Смотрите, чтоб вам не оторвало яйца, господа! — закричал Феррел.
Гомон битвы заполнил воздух. Я чувствовал тряску от взрыва далёких снарядов.
Я переключил внимание на Йонабару. После случившегося во время физподготовки, может, мой сон был всего лишь сном, но если бы Йонабару умер рядом со мной в начале битвы, я никогда бы себя не простил. Я проиграл в голове события из сна. Копьё пришло с двух часов. Оно пролетело прямо сквозь камуфляжный экран, превращая его в лохмотья, спустя минуту после начала сражения, плюс-минус.
Я напряг своё тело, ожидая быть сшибленным в любой момент.
Мои руки тряслись. Немного зачесалась спина. Складки моего внутреннего костюма надавили на меня.
Чего они ждут?
Первый снаряд не поразил Йонабару.
Вместо этого выстрел, который должен был убить его, был сделан по мне. У меня не было времени, чтобы сдвинуться хоть на миллиметр. Я никогда не забуду вид вражеского копья, летящего прямо в меня.
5
Книга в мягком переплёте, которую я читал, лежала рядом с подушкой.
Это был детективный роман про американского сыщика, который якобы являлся какого-то рода экспертом по вопросам Востока. Я остановил указательный палец на сцене, в которой все ключевые персонажи собрались вместе на ужин в японском ресторане в Нью-Йорке.
Не поднимаясь, я осторожно осмотрел казарму. Ничего не изменилось. На теле красотки в купальнике до сих пор красовалась голова премьер-министра. Радио с охрипшими басами выскрипывало музыку с верхней койки; певец с того света предостерегал нас не плакать из-за потерянной любви. Подождав с целью убедиться, что далее девушка-диджей своим подростковым голосом будет сообщать прогноз погоды, я сел.
Я переместил свой вес, сев у края кровати.
Я ущипнул себя за руку изо всех сил. Место, где я ущипнул, сильно покраснело. Оно болело, как последняя сука. Слёзы размыли моё зрение.
— Кейдзи, подпиши это.
Йонабару вытянул шею за край верхней койки.
— ...
— Что случилось? Всё ещё спишь?
— Не. Тебе нужна моя подпись? Конечно.
Йонабару исчез из поля зрения.
— Не возражаешь, если я спрошу кое-что немного странное.
— Что? Мне просто нужно, чтобы ты подписал по пунктиру, — его голос донёсся сверху каркаса кровати. — Больше ничего не надо писать. Это вовсе не смешно, рисовать на обратной стороне лейтенанта или кого ещё.
— С чего мне делать это?
— Не знаю. Это то, что я сделал, когда впервые расписывался.
— Только не начинай нас сравнивать — а, забудь. То, что я хотел спросить, это завтрашняя атака, хорошо?
— Конечно. Это не те вещи, какие они будут менять в последний момент.
— Ты никогда не слышал о том, как кто-нибудь проживает какой-нибудь день снова и снова?
Была выдержана пауза, прежде чем он ответил.
— Ты уверен, что проснулся? День после вчера — это сегодня. День после сегодня — это завтра. Если бы всё работало не так, у нас не было бы Рождества и дня Святого Валентина. Нам были бы кранты. Или нет.
— Ага. Точно.
— Слушай. С завтрашней операцией ничего такого.
— ...Точно.
— Будешь столько волноваться, превратишься в тыкву — у тебя поедет крыша ещё до того, как им предоставится шанс вынести тебе мозги.
Я безучастно уставился на алюминиевые трубы, составляющие каркас кровати.
Когда я был ребёнком, война с Мимиками уже началась. Вместо игр в ковбоев и индейцев или полицейских и воров мы сражались с пришельцами, используя игрушечные пистолеты, стреляющие пластиковыми пульками. Когда ими попадало по тебе, немного жгло, но не более. Даже с близкого расстояния они едва ли могли причинить урон. Я всегда был героем, принимающим на себя урон ради победы команды. Я отважно бросался на линию огня, поглощая одну пулу за другой. Я совершал небольшой прыжок с каждым удачным попаданием, подкрепляя его импровизированным танцем. В этом я был действительно хорош. Вдохновлённые смертью героя его товарищи начинали массированную контратаку. С его благородной жертвой он обеспечил человечеству спасение. Будет объявлена победа, и дети, которые были плохими парнями, вернутся на сторону людей и вместе с ними отпразднуют победу. Тут таких игр не было.
Изображать героя, которого истребили в битве, это одна вещь. Но смерть героя на реальной войне совсем другое дело. По мере взросления я понял разницу, и я знал, что не хочу умирать. Даже во сне.