Утро встречаю в придорожном кафе, злой на весь мир. С непреодолимым желанием исправить несправедливость, устранить поломку в системе мироздания. Допивая второй кофе, уже знаю как. Сам стану отшельником. Отрекусь от всего. Не жалко.
Привет,
у меня звериное чутье, как у охотничьей собаки. Сегодня только вошла в здание, сразу увидела в привычной картине много-много новых штрихов: взгляды, шепот, улыбки, – мгновенно реагирую на изменения эмоциональной погоды. Выпила в фойе кофе из автомата, пешком поднялась на восьмой этаж, поздоровалась с соседями в кабинете напротив студии – всё как всегда, и всё не так. Зашла в уборную, повертелась у зеркала – тон на лице ровный, тушь не осыпалась, платье, белье, чулки – порядок. Целый день гадала – что происходит?
Вечером на проходной молчаливый охранник Коля, забирая на ночное хранение ключи, неожиданно говорит:
– Хорошо пишете, Снежана, зачитался. Жене отнесу.
Кажется, я первый раз услышала его голос.
– Что, простите?
Коля рад стараться, трясет передо мной в воздухе увесистую пачку бумаги. Зачем-то протягиваю руку:
– Позвольте, взгляну?
– Да, пожалуйста!
Рассеянно листаю полминуты, возвращаю охраннику добычу. Мой голос и пальцы дрожат:
– Рада, Николай, что Вам понравилось. Откуда это?
Он что-то говорит, а мне не слышно. Звуки конца рабочего дня сливаются в какофонию, звенят у меня в голове, как мелочь в жестяной банке – письма, письма… Шелест бумаги, скрип карандаша по шершавой поверхности, у меня внутри кто-то скребет пенопластом по стеклу – много писем. Сто, двести? Сколько частей меня? В чужих руках, поругано, затаскано, обесценено. Письма… Еле дошла до стоянки, села в машину, закрыла дверь и не могу вспомнить, что делают дальше. Что я здесь делаю? Что? Падаю в темный колодец. Мне нечем ответить, не могу удержать, не могу оправдать пару десятков жадных глаз и рук, вытряхивающих из меня душу. Письма. Мои письма тебе.
Неделю назад Пашка оставил в приемной жёсткий диск. Хорошенькая секретарша Леночка хотела себе компьютерную игру, а Пашка не хотел ждать. Леночка – сообразительная, расторопная, в ее распоряжении новенький принтер, неограниченный запас бумаги и Пашкин жесткий диск. На диске, в идеальном порядке, как все у Пашки, каталоги, папки, файлы. Среди них одна, особняком, подписана капсом: «СНЕЖАНА ЛИЧНОЕ». Пашка не забывает делать копию на винт, терпеть не может слёз, когда что-то исчезает с «рабочего стола» моего ноутбука.
В такие моменты он фокусник: достает кролика из цилиндра – подключает жесткий диск и – вуаля! – всё мое снова при мне. Всё мое, понимаешь?! Мое! Только мое и только тебе бродит неделю по городу, из рук в руки, в виде бульварного чтива.
Теперь я знаю, что чувствует человек, внезапно оказавшийся голым средь людной площади. На миг воцарится молчание, и вдруг лопнет: хором закудахтают женщины, захихикают дети, мужчины хмыкнут, потупят глаза, украдкой бросая взгляд исподлобья, не в силах совладать с любопытством. Народ зашумит, заёрзает, но быстро потечет дальше – домой, по делам, жадно растаскивая увиденное – не расплескать бы подробности. После взахлеб расшарит инфоповод, силясь обжечь чье-то воображение: «Там человек сегодня был, на площади, средь толпы, совершенно голый! Только подумай, какой извращенец, вытворить такое?!»
И за ненадобностью малодушно забудет ту часть повествования, в которой значилось, как они же его и раздели.
Почему нет ни одного человека, кто сказал бы: «Люди, опомнитесь, вы совершаете зло!». Но нет, даже Пашка время от времени вздыхает:
– Вот ведь надо же было столько написать. Теперь на работе могут быть проблемы.
Может быть, чтение чужих писем давно стало нормой, я просто не заметила?
Не верю в это.
Твоя С.
Я снял небольшой лофт в подвале старинного особняка – без мебели, только голые стены, чтобы эхо печалилось вместе со мной. Застелил пол овечьими шкурами, купил проектор, в качестве экрана покрасил самую большую стену в белый цвет; обзавелся необходимыми карточками: «Еда и женщины по вызову». Закрылся от мира на долгие месяцы, втайне надеясь, что к тому времени, когда мне надоест пицца, а с проститутками станет больше разговоров, чем плотских утех, случится апокалипсис и крошечной кучке человечества, оставшейся в живых, потребуется новый, хорошо отдохнувший вожак.
Изредка в мою келью наведывалась Кристи, о смысле жизни слушать не хотела, без «Кайена» откровенно скучала. Быстро, даже не раздеваясь полностью, отрабатывала ею же самой придуманную сексуальную повинность, уходила. А через пару месяцев перестала появляться вообще.