Целый день хожу под впечатлением. Прокручиваю в голове события последних месяцев – дыхание перехватывает от ужаса и восторга. Гениальная постановка самой жизни о том, как судьба упорно заставляет человека идти своей дорогой, мастерски жонглируя шансами, случайными совпадениями, встречами – всё идет в ход, всё на пользу, даже человеческая глупость и подлость. Смотрю, восхищаюсь и вздрагиваю от воспоминаний: взяла, нахалка, самиздатом опубликовала переписку, признала меня автором раньше, чем я оформила первый рассказ. Воистину неисповедимы пути твои, Господи!
В переломные моменты жизни мне всегда кажется, что ломают меня. О том, что, возможно, судьба хочет всего лишь согнуть рельсы, по которым жизнь катится в никуда, хочет перепроложить адский маршрут, как-то совсем не думается. В эти моменты я плачу, корчась от боли, цепляюсь за мёртвое, отжившее своё и потому устойчивое. Боюсь разжать кулаки, боюсь лететь, всё мне видится – в пропасть. В отчаянии, растеряв силы, отпускаю содранные в кровь руки и срываюсь, поток жизни жадно проглатывает меня. Невесомой щепкой долго кружу в водовороте событий, ничем не управляя, ожидая конца, избавляясь от спеси, от высокомерия человека, возомнившего себя творцом жизни. И… оживаю.
Мне теперь куда ближе понятие «раб божий». И это не лоб, разбитый поклонами в пол. Это – смелость довериться Всевышнему, довериться в том, что выбран путь мой с большой добротой и любовью.
Раб Божий – служить Ему, оставаясь идеальной, такой, какой он задумал меня.
Твоя С.
P.S. А рассказ… вот он, читай…
Из пункта А в пункт В
«Прошу уволить меня по собственному желанию. Число. Подпись» – Вениамин Петрович добавил лаконичную чёрточку к эксцентричному завитку и невольно залюбовался. Чуть дальше отодвинув лист, еще раз внимательно пробежал глазами по строчкам. Будто загипнотизированный легким наклоном буковок влево, осторожно подтянул лист обратно и быстро дописал: «В моей смерти прошу никого не винить» – поставил точку. И тут же словно проснулся.
– Тьфу ты, безобразие, черт знает что такое! – скомкал лист, зашвырнув бумажный шарик подальше в угол.
Порыв осеннего ветра оглушительно хлопнул форточкой, прострелив судорогой шею. Раненый Вениамин Петрович вскочил, заметался по комнатке. В три шага оказался у окна, прежде чем щелкнуть задвижкой, втянул полной грудью холодный воздух.
– Нервы ни к черту, – тихо пояснил бледному отражению в стекле.
Из-за плеча четырьмя зелеными нулями равнодушно моргнули часы.
– Спать, спать, иначе вообще…
Что там «вообще» – Вениамин Петрович не обозначил, не раздеваясь, рухнул на диван. Сон мгновенно проглотил его.
Сначала ему снилась лестница – громоздкая, небрежно скрученная из металлических прутьев, уходящая далеко в облака. Вениамин тяжело поднимался, мучаясь одышкой, перила оставляли на ладонях ржавый след, и страшно было взглянуть что вверх, что вниз. Потом на одной из лестничных площадок обнаружилась широкая улица, захламлённая по обе стороны облезлыми домами. Посреди улицы одиноко торчала старушка и, раскачиваясь из стороны в сторону, тихонько напевала знакомый мотив. Вениамин напрягал слух, но никак не мог вспомнить слов, испытывая сильное беспокойство, протянул к уличной певичке руки.
Старушка, заметив его, по-девичьи взвизгнула, лихо крутанулась на одной ножке и побежала. Подхваченный сухонькими ручонками подол цветастого бесформенного платья взлетал из стороны в сторону, словно старушенция на бегу танцевала канкан. Вениамин, недоумевая, огляделся по сторонам и зачем-то бросился вдогонку. Старушка на бегу оглядывалась, сверкая бледно-розовыми деснами в беззубой улыбке, игривыми кивками взъерошенной птичьей головки, призывала продолжать погоню.
– Гра-а-ань! Только не переходи грань! Слышишь? Грань не переходи-и-и! – ветер завывал в ушах Вениамина старушечьим голосом. Вениамин задыхался, дрожа от ярости, движимый единственным желанием – догнать ведьму! Прихлопнуть чертову мерзавку!
Обессилев, он остановился, раздувая ноздри, тяжело втягивал кисельный воздух. А старушка продолжала выступление: как в замедленной съемке размахивала платьем, легко отталкивалась от земли, зависала в воздухе и приземлялась, сотрясаясь дряблым телом. Измученный Вениамин отвернулся, не в силах смотреть на происходящее, в надежде, что вот-вот всё исчезнет. Но стоило ему повернуть голову, сухонькая фигурка, как ни в чём не бывало, вновь маячила впереди. Теперь старушенция делала вид, что никого не замечает и спокойно направляется себе за угол ближайшего дома. Вениамин провожал ее полным ненависти взглядом, но прежде чем скрыться за поворотом, старушка вдруг неприлично подмахнула тощими бедрами и противно захихикала. Из-за угла нараспев донеслось: