– Не бойся, я не трону твою девственность. Так и останешься целкой, если вдруг мать к врачу поведет.
Даже не понимаю, о чем это, не отвечаю, не сопротивляюсь, тихо лежу, расставив лапки – мокрая, холодная, в пупырышках, как жаба.
Пашка не был моим первым мужчиной, с ним всё было по-другому – хихиканье под одеялом, бесконечное шиканье друг на друга: «Тише, родителей разбудим!»
Хихикали мы гораздо чаще, чем занимались любовью. Обязательно с презервативом. Какие дети? Сначала свое жилье! И машина. И вторая, тебе. И на море съездить. И… я устал/ я устала, не сейчас, не сегодня, никогда. У меня – йога на семь тридцать, у него – «World of Tanks» до утра – параллельные прямые, спящие в одной кровати.
И вдруг.
Я влюбилась.
Нет, не так – я люблю. Как только приеду – расскажу все Пашке. Так будет честно. Геройства здесь нет – просто невозможно спрятать отросшие крылья.
А еще я вернусь в Харьков. К нему.
Вот только поговорю с Пашкой.
Твоя С.
Привет,
я в поезде, возвращаюсь в Харьков. Разговор с Пашкой оказался до странности коротким и бескровным. Готовилась, волновалась, подбирала слова. Всё зря. Не пригодилось. Только увидела его, так сразу все рассказала, словно горошины рассыпала, споткнувшись о порог. Пашка спокойно выслушал, смахнул весь шум одним словом: «Бывает», и, по-моему, даже обрадовался. Потом купил билет, отвез на вокзал. В купейной тесноте поезда «Город N – Харьков» примостил под столик мой чемодан, не поднимая взгляда, буркнул: «Ну, я пойду», клюнул в щеку бумажными губами и сразу вышел.
Еще семь минут, оставшиеся до отправления, непонятно для чего мы стояли, глядя друг на друга сквозь мутное стекло вагонного окна, в ожидании, когда наша жизнь поплывет с перрона кадрами черно-белой хроники. Скажи, в наших поездах, вообще, бывают чистые стекла? Через семь минут пол подо мною плавно качнулся, колеса враз загалдели сиплыми металлическими голосами, Пашка поднял руку, словно заводная кукла, замахал вслед, и я вдруг подумала: у историй любви бывает счастливый конец? Ни одной не помню. После слов «жили они долго и счастливо» фантазия автора обычно иссякает. Наверное, для бесконечного счастья необходима смерть. Хотя бы одного возлюбленного. Кто умер в нашей истории? Может, любовь? Думаю, это было бы лучшим вариантом – очень поэтично. Философское осмысление прошлого – отличное обезболивающее, помогает при острых приступах сожаления.
А я, как ни странно, сожалею. Несмотря на то, что сердце мое колотится загнанным кроликом от одной мысли о завтрашней встрече, и огонь разливается по венам, я сожалею: столько совместно прожитых лет, лучшие друзья, товарищи по счастьям и несчастьям, в радости и горе, в болезни и здравии. Я могу сказать точно: всё, что мое к Пашке, не умерло. Почему тогда так случилось? Что?
Возможно, Судьба. В легкомысленном платье случайности постучалась, я открыла дверь, и прежняя жизнь разлетелась на осколки. Большие витринные зеркала. С высоты сегодняшнего дня мне видится, что прошлая жизнь была лишь лабиринтом чужих отражений. И зеркало обязательно нужно разбить, затем, чтоб увидеть то, что действительно заслуживает внимания, что действительно ценно – увидеть себя в отражении любимых глаз.
Твоя С.
Несколько дней загнанный Джексон в мыле носился по городу, искал место парковки – гнездышко влюбленных голубков, квартиру, куда я приведу Принцессу. По моему плану, она должна впечатляться всем: местом, событиями, людьми, мной. Мной в первую очередь. В идеале я хотел для нее двадцатичетырехчасового головокружения. Буквально в день приезда подходящий вариант нашелся – квартира на улице Гиршмана, напротив памятника Шевченко. Уютный дворик сразу после входа в арку мог сбить с толку кого угодно, создавая камерную атмосферу, мысленно уводя человека далеко-далеко от центра города лишь для того, чтоб, пройдя пару шагов, он мог внезапно обнаружить себя в самом сердце Харькова.
До прибытия поезда оставалось двадцать минут, когда я со свитой приехал на Южный вокзал. В ожидании пили отвратительный кофе, купленный в МакДрайве. В голове заевшей пластинкой звучал один вопрос: как эффектнее устроить встречу? Время шло. Через двадцать одну минуту я понял: поезд из города N прибыл и, как ни крути, кроме пробежки до перрона, вариантов не оставалось. Со всех сторон глупо. Стоило представить, как по лицу Анны скользнет тень удивления, когда я рвану к вокзалу, как многозначительно переглянутся мужчины – ноги отказывались слушаться. Через несколько минут раздался звонок мобильного. Досчитав до пяти, я ответил:
– Жди меня напротив центрального входа, на площади. Скоро буду, минут десять.