В такие моменты я бежал подальше, чтоб никого не убить. Садился за руль, до усталости и намыленных встречными фарами глаз, мчался по трассе. Парковался в темноте у дорожной гостиницы, с горла пил виски в пустом номере, проваливаясь в алкогольную кому, а через пару дней пролистывая в телефоне десяток «пропущенных» от нее, сомневался: может, все-таки, такой?
Движимый похмельем, жаждой мести за невоплощенный идеал, возвращался, лютуя пуще прежнего. С новой силой диктовал ей, как жить, в чем ходить, что говорить, как дышать. Критиковал ее способности думать, готовить еду, заниматься сексом, тратить деньги, вести дела, одеваться. Разрушал, ломал, делал все возможное, чтобы ушла, сам отказаться уже не мог. Диктатор попал в ловушку еще большей диктатуры – силы воображения.
За короткое время она узнала всех моих менеджеров, подружилась с Джексоном, легко завязала знакомство с окружением, и через месяц свита так же охотно слушала ее. Не так, конечно, как меня, но меня скорее боялись, ей просто хотели угодить, хотя бы для того, чтоб увидеть, как она улыбается в ответ – будто внутри загорается лампа, освещая и согревая всех, кто рядом. Свита шагала строем, стоило ей просто попросить.
Ею впечатлялись, очаровывались, ей отчего-то верили. В ее присутствии любые праздные посиделки превращались в увлекательные обсуждения новых проектов, пространство наполнялось нежным сиянием, неподдельным интересом, единодушием, постоянно звучал смех. В такие моменты моя свита, что за деньги легко оборачивалась стадом свиней, готовых валятся в любой грязи, становилась братством людей. Расходились далеко за полночь, унося с собой крошечные огоньки, фонарики, освещающие темную дорогу припозднившимся путникам – каждый уходил с надеждой на светлое будущее в сердце.
Во время одного небольшого мероприятия, выбитый из колеи отсутствием нужных условий, пусть не обозначенных ранее, не учтенных, но в тот момент желанных, я психанул. Орал, сотрясая воздух проклятиями, бросил монтировать выставку, оставив напуганным рабочим распоряжение: «Ебитесь вы с этой хуйней сами!», уехал в кафе. Бросил, чтобы к вечеру обнаружить готовый смонтированный объект, пронаблюдать спокойно делающих свое дело наемников, любопытных посетителей и уставшую, но довольную Принцессу у входа, в ожидании меня.
Я впечатлился:
– Что ж, неплохо. Еще немного, Принцесса, и ты станешь настоящей королевой!
Она засветилась от счастья, так солнечно, что пришлось прикрутить подачу тепла на минимум:
– Королевой крестьян.
Только рассмеялась в ответ:
– О, королева крестьян. Мне нравится.
Бывало, вопреки раздражению, я любовался ею, околдованный, замирал, не сводя глаз, но как только замечал другие, такие же, как мой, влюбленные, взгляды, обращенные к ней, спохватывался. Бросался расчищать, структурировать, управлять. Брал командование на себя, безжалостно кромсая волшебство. Крепился, не поддаваясь мороку. Заливал уши воском, чтобы не слышать звук ее голоса. Перебивал, повышал тон, вытеснял, заполнял собой пространство, заковывал Принцессу в кандалы солдафонских страхов – хотел все контролировать.
Грубо вмешивался, отрезвлял благородное собрание электрошоком – конвертировал волшебство в деньги.
Песнь Принцессы мгновенно обрывалась, свет в помещении тускнел, испуганный полумрак наспех размазывал длинные тени, пачкая лица. В тишине пауз с разных сторон снова слышалось похрюкивание.
Ночью она прижималась грудью к моей спине, шепча в затылок:
– Зачем ты так? Люди готовы делать многое. Просто из любви.
В эту чушь я не верил и демонстративно молчал. Стоит мне потерять деньги и влияние – где они будут? Если не оплачивать ужин, вечер пройдет в одиночестве. Я в этом ни капли не сомневался.
Привет,
ему не нравится моя одежда. И макияж. И туфли. Не беда. Я готова переодеться. Это так ничтожно мало из того, что я могу, что хочу для него делать. К тому же, в моей сумочке давно поселилась крошечная и всемогущая Visa Platinum. Даже не подозревала о таких финансовых возможностях, думала – художник, голоден и нищ. Что ж, так даже проще.
Недавно полдня провела в торговом центре. Из набитого под завязку тряпьем гигантского помещения выудила лишь пару платьев, кофточку да узкие брючки – не густо, но хотя бы так. По приезду устроила показ мод. Дэн щелкал фотоаппаратом, просил крутиться так, и эдак, а после сказал: «Все на помойку. Сам подберу».
Да конечно! Легко! Пусть все будет так, как он хочет.
И нынче к полудню дама была одета. Длинное белое платье холодного масляного трикотажа, черные туфли с прибавкой к росту сантиметров пятнадцать, трусики с лифчиком оказались лишними – слишком заметны под тонкой тканью. Плюс черный парик – короткое каре с жесткими, как проволока, волосами, пушистые ангельские крылья и кроваво-красный, кажется в пол-лица, рот. Теперь я не могу целоваться, когда захочу.