Для того, чтобы познать, чтоб оценить свободу, требуется прочный фундамент – полная несвобода. В детском возрасте – абсолютная зависимость от мамы с папой: от теплой постельки, застеленной свежим бельем, от выглаженной маечки, утренней кашки с маслицем, сказки на ночь, перехода через дорогу за ручку. На свободу нужно откуда-то выбираться. Если свобода дается как нечто обыденное, не выросшее из благодатной почвы зависимости, это тяжкое испытание. В таком случае человек обрастает крючками искусственных несвобод, цепляясь намертво ими за всех и вся, при каждом движении отрываясь с мясом, получая глубокие рваные раны, которые долго заживают, постоянно воспаляются, и ноют на погоду всю жизнь.
Всю жизнь я хотела избавиться от свободы как от жвачки, прилипшей к подошве, как от навязчивой глупой песенки, что вгрызается в мозг на целый день, лишая покоя; как от камня на шее. Сочувствовала тем, кто ищет ее, кто за нее борется, недоумевала: что за дурное желание – оторваться? Всё грезила о встрече. Мечтала о Нем – единственном. Хотела принять, раствориться, жить Им, дышать, чтобы сказал: «Моя, и все теперь будет по-моему!». Сбылось. С Даниилом я получила то, что так долго искала – абсолютную несвободу, зависимость на все сто. Казалось бы, вот оно, наслаждайся! Не вышло.
Вдруг оказалось, что в клетке, в крепкой, удобной клетке, по команде хозяина птицы не поют. Ах, как банально и общеизвестно – не поют.
А я всегда думала – вранье.
Твоя С.
Сказать о ней – шикарная красотка? Вовсе нет. Обыкновенной внешности и талантов. Всех-то достоинств – одно: Принцесса. Я бесконечно прикладывал к ней трафарет, – скрупулезно составленный «список требований к идеальной женщине», и каждый раз видел одно и то же: напротив большинства пунктов красовалось жирное, категоричное «нет». Но однозначно подытоживая вычисления – «не подходит», лишь острее чувствовал ее.
В подобных раздумьях два дня колесил по городу. Совершенно не понимая, что со мной происходит. Сам себя утешал – мол, она ни при чем, и я просто катаюсь от скуки, и сам себя разоблачал, наблюдая, как пристально сканирую каждый метр пространства, ищу ее и очень надеюсь на встречу.
К вечеру второго дня, когда в домах зажгли свет, наконец-то увидел знакомый силуэт, как в раме, в большом окне новой кондитерской на Сумской. Сердце захлебнулось радостью, ёкнуло и, перестало ныть. Изо всех сил сохраняя спокойствие, преодолевая желание бросить машину тут же, посреди дороги, через квартал нашел место для парковки. Щелкнул сигнализацией и неторопливо направился в сторону кафе: не иначе праздно гуляющий турист, что слоняется вечером без дела, пялясь в сверкающие витрины центральной улицы города.
Перед тем как войти, некоторое время наблюдал, как она расслабленно сидит, облокотившись на низкую спинку дивана, по-свойски положив ноги на соседний стул, с любопытством рассматривает посетителей кафе и тянет через соломинку коктейль. Я сосчитал до пяти, сделал глубокий вдох-выдох и открыл дверь. Уверенно, на ватных ногах подошел к столику:
– Привет, Принцесса.
Выражение ее лица не поменялось, она продолжала рассматривать посетителей, только теперь сквозь меня, ничего не отвечая. Делала это настолько уверенно, что на какой-то миг я засомневался в реальности происходящего. Вдруг это просто галлюцинация, вызванная желанием встречи? Поздоровался еще раз:
– Привет, Принцесса. Можно присесть?
В ответ – все та же тишина, я мгновенно вскипел, схватил ее за руку:
– Вставай, мы уходим.
Освобождаясь, дернула плечом:
– Да пошел ты…
Неожиданно для себя я размахнулся и влепил ей звонкую оплеуху.
Тут же, в ответ, ледяная крошка из бокала с коктейлем, врезалась мне в лицо. Я еще раз размахнулся, она по-кошачьи ловко увернулась, вскочила на ноги, вцепилась мне в волосы. Едва успел схватить ее за горло, прежде чем в маленьких кулачках остались клочья волос. В бешенстве сжал тонкую шею сильнее. Воздух в помещении стал горячим. Прикрыв глаза, я пытался успокоить сердце, что билось со всей дури о грудную клетку. Сквозь сердечный набат еле услышал тоненький сип, открыл глаза и встретил ее испуганный взгляд. Тотчас ослабил хватку. Она жадно задышала.
Посетители кафе замерли, ожидая продолжения спектакля.
Переведя дух, чувствуя, как под большим пальцем пульсирует венка, приказал:
– Ты сейчас молча идешь со мной.
Только моргнула в знак согласия. Я медленно разжал пальцы, перехватил ее запястье, мы вышли на улицу.
– Покурим? – протянул пачку.
Сколько раз представлял, как убиваю ее. И всегда в последний момент, когда, по идее, должны навечно закрыться глаза, она вдруг просила пощады. Мог представлять сцену в бесконечном количестве повторов. Мгновение она была такой беззащитной, такой моей, что я мог пить ее покорность, как воду из источника вечной жизни. Готов был убивать снова и снова, только бы сделать глоток, как последний наркоман, способный ради дозы на все.