Не глядя друг на друга, докурили. Сели в машину, поехали ко мне. Я не обращал внимания на то, что она сидит как манекен, игнорируя меня и происходящее. Был уверен: только доберемся до кровати, сумею создать нужное настроение, легко растоплю лед. По-другому не бывает. Всегда отзывчивая к моим прикосновениям, она не сможет остаться равнодушной.
Зайдя в квартиру, не успев разуться, кивнул ей на вешалку с моими рубашками:
– Переоденься, ладно?
Отглаженные, чистые, вывешенные в ряд посреди комнаты, они выглядели шеренгой белых накрахмаленных официантов, готовых обслуживать романтический вечер. Через пять минут Принцесса сидела в кресле напротив, в мужской рубашке на голое тело, молча наблюдая, как я нарезаю сыр, фрукты, так же молча взяла из моих рук бокал вина, повертела, не сделав глотка, поставила на стол. Меня такие игры «в жертву» начинают бесить. В надежде расслабиться, залпом выпил свой бокал, ее, и взялся долить еще.
– Я уезжаю, – прозвучали первые за вечер слова.
Бутылка в моей руке застыла на полпути.
– Навсегда. Из этого города.
Успокаивая дрожь в руках, я не спеша разлил вино, с улыбкой поднял тост «за любовь»:
– Нет, милая, ты никуда не поедешь. Слышишь? Никуда не поедешь. Ты – моя!
Возражений не последовало, поэтому я понял: все решено, она и правда уедет. Только со мной этот номер не пройдет! Один за одним я осушил оба бокала, сделал несколько глотков прямо из горла – чуть отпустило. Короче, о чем тут говорить? Пора действовать! Я зажег на столе свечи, выключил свет, поднял Принцессу с кресла, и началось извечное: «послушай Кисуля, как твои дела». С каждым движением она только каменела и, наконец, сказала:
– Прошу, не надо. Не хочу.
Я почувствовал себя нищим, выпрашивающим милостыню.
От резкого, короткого удара, у нее, на мгновенно распухших губах, выступила кровь. Перед глазами все поплыло, замутило, пульс в висках застучал «SOS», но я уже не мог остановиться. Схватив за плечи, тряс ее, как куклу, в надежде вытрясти душу.
– Нет, ты будешь хотеть меня! Поняла? Будешь хотеть! Или что? Мой член тебя уже не устраивает?
Сопротивляясь, она двумя руками толкнула меня в грудь, отчего не удержалась, свалилась обратно в кресло. Охваченный безумием, я стащил ее на пол, оседлал, зажав голову между колен, из сумки вывалил содержимое, нашел помаду и нарисовал на лице огромный улыбающийся рот, от уха до уха:
– Вот так, будешь радоваться мне, сука. Будешь улыбаться.
Черным карандашом подрисовал кукольные ресницы, подвел брови. Потом, рванул на груди рубашку, отчего большая часть пуговиц, с кусками батистового мяса, разлетелась в разные стороны и вцепился зубами в распухшие губы. Раздвинув коленом ноги, продрался по высохшему руслу к источнику, едва не содрав кожу с члена.
Почти сразу она затихла подо мной, стеклянными глазами уставилась в потолок, только по щекам поползли соленые капли, стекая по шее, пачкали белую рубашку черно-красными пятнами. Каждое движение причиняло мне боль, оглушенный поражением, я слез с нее, полежал полминуты и взвыл:
– Пошла вон отсюда! Пошла отсюда вон!
Она поднялась, стала собирать вещи, но этого было мало. Я хотел, чтоб наваждение мгновенно рассеялось, чтобы исчезло ее разукрашенное, заплаканное лицо, тело, едва прикрытое рубашкой. Своим изуродованным видом она заполняла комнату с пола до потолка, и я слеп, задыхался от ярости, жалости, задыхался от ужаса содеянного.
Стервенея в бессилии, дошел до предела: вскочил на ноги и вытолкал ее в подъезд в одной рваной рубашке. Следом полетели шмотки. Громыхнув на весь дом входной дверью, без сил свалился с другой стороны, обхватив голову руками.
Парализованный, сидел и не мог шевельнуться, а внутри бушевал ураган: «Что делать? Бежать за ней? Вымаливать прощение? Что?». Не в силах осмыслить происходящее, раскачивался на гигантских качелях. Взлетая в раскаянии до небес и стремительно падая вниз, к обвинениям, я горел в аду. Кого прощать? Кто будет прощен?
Одно я знал наверняка: нет в мире слов, что растворяют зло. Свершая его, не стоит ждать прощения. Содеянное можно осмыслить, потом раскаяться, в идеале – постараться искупить. И, возможно, когда-нибудь, возможно, будешь вознагражден – тебе даруется прощение, как высшая благодать. Но вначале прольются реки слез, затопят измученные огнем стыда земли, вода схлынет, солнце прогреет почву, и заботливая рука кинет зерно, – тогда, возможно, взойдет урожай.