Хотя это все лирика. Мое внимание – Шиве.
На Лысой горе Шивы не было, только люди да скупо накрытый стол, и в кустах батарея бутылок с «огненной водой» из ближайшего супермаркета.
Посередине поляны зажжен ритуальный костер, вокруг мужчины с обнаженным торсом и тихие женщины в красном. При входе меня встречает божественный представитель, гуру Шиваиса, уже в изрядном подпитии. Привлекательный, чертовски привлекательный демон. Артист, мерзавец, стопроцентный безумец, приветствует словам:
– О, подарок мне привели!
От этой фразы по красному кругу бежит заметная рябь. Не обращая внимания на волны, демон без лишних вступлений, во всеуслышание, как и положено, пред богом и людьми, торжественно предлагает мне стать его женой: здесь и сейчас соединить Шиву и Кали в страстном публичном соитии. Услышав поспешное: «Нет, не сегодня», с грациозной легкостью мотылька отворачивается, мгновенно подыскав замену – томную деву с прекрасным декольте и крепкими бедрами. Выловив «подарок» сговорчивее, тащит его в центр круга, спеша порадовать собравшихся театром абсурда – великолепным зрелищем, отполированным до блеска древней идеологией, оттого еще более пошлым.
В нехитром сюжете герой, назвав себя Шивой, одуревший от собственной значимости, вина, марихуановых смол и кутерьмы, цвета Ракти-Кали, ебёт прилюдно n-ную по счету красную жену – по сути, халявщицу, жаждущую попасть в рай по-быстрому, верхом на эрегированном члене божественного подонка. Сюжет так себе. Катарсис отсутствует. Из важного – только попкорн.
Наблюдая бездарную постановку, от скуки прикуривала сигарету от сигареты, проваливаясь в размышления: до чего ж странно выглядит секс, если убрать из него интимность и душевность. Всего лишь два неуклюжих жука возятся друг на друге, потные, сопящие, с искаженными ожиданием блаженства лицами.
Смотрела, погружаясь в себя все глубже, пока не отыскала нужное: «Если Господь не созиждет дома, напрасно трудятся строящие».
А если созиждет?
Напрасно желание разрушить его, напрасно желание стереть.
И вдруг вынырнула, вздрогнув от прикосновения чьих-то губ к шее. Обернулась, сразу узнав его – муж отданной на заклание в центр круга жертвенной овцы заглядывает в лицо масляными глазами:
– А ты хочешь познать Бога? Здесь, сейчас. Пока свершается таинство. Пока Шива благосклонен к нам.
Меня начинает тошнить, когда слова о Боге используют вместо анальной смазки. Непреодолимое желание тут же помыться. Но прежде, чем вода смоет грязь, вначале нужно хорошенько стукнуть чем-то тяжелым, чтоб самые твердые куски отвалились. Не раздумывая, наотмашь бью в лоб:
– Спрашиваешь, хочу ли я, чтоб ты меня выебал? Познать Бога, как его познает сейчас твоя женщина? – делаю паузу на затяжку, тонкой струйкой выпускаю дым ему в лицо, – Нет, не хочу.
Взгляд мужчины гаснет, слова заканчиваются, не начавшись, он оседает в траву, будто внезапно устал, придавленный невидимой тяжестью, и не может подняться. Прячет лицо в больших ладонях. Сгорбленные плечи мелко сотрясают рыдания.
Это хорошо, соленая вода смывает грязь быстрее.
В густой темноте, не освещенной даже лунным светом, кое-как спустилась с горы. На ощупь или по памяти, не ясно, а может, Шива все же был там и вел? Через турникет метро бежала, как Золушка под бой часов, без одной минуты двенадцать. Машина оказалась на месте, слава Богу, у нее нет привычки превращаться в тыкву, только время от времени закипать и глохнуть.
Засыпая, думала об удачном возвращении, о том, что я все время чувствую защиту и поддержку. Шива? Нет, скорее Черная Кали, разрушающая невежество и уставшая от желающих запрыгнуть на мужнин лингам.
Пара затяжек травы, две пачки сигарет, да покусанные комарами ноги – вот и весь улов мистического опыта.
Твоя С.
Неделю просидел безвылазно в «Саквояже», в маленькой комнате номер семь на втором этаже. Закрыв глаза, на задержке дыхания нырял в прошлое, на любую глубину, и отчетливо видел: люди рождаются, живут и умирают тысячелетия подряд; любят, хотят, мечтают, страдают, смеются, плачут, и снова уходят. Все важное давно сказано. Не нужно «изобретать велосипед», достаточно спросить, и они, к нашему ужасу, расскажут: о том, как мы повторяем их путь, шаг за шагом, меняются только декорации.
И я вдруг понял, о чем хочу сказать людям: ничего не меняется!
Нас всех в финале ждет старость и сожаление. Мы все, каждое поколение, начинаем жизнь заново, старательно бежим по кругу, словно цирковые пони, точно так же, как сгинувшие другие, мечтаем о прекрасном, тянемся к свету и, увядая, уходим, не успев раскрыться, вызреть и принести плоды. А новая поросль спешит выбросить в хлам написанную прошлым историю, чтоб повторить ее слово в слово. Не отличаясь ничем от старухи в неотложке, десятка через три лет, если доживу, я буду вещать новым людям о том, какой была моя жизнь. И они, скорее всего, не станут слушать.