– Нет.
Мне показалось, она сейчас выключит камеру, и больше ее никогда не увижу, не спрошу самого важного:
– С Принцессой связь поддерживаешь? – держался равнодушно, как только мог.
– Нет, – поспешила с ответом Анна, обнажив бурное течение под стоячей водой, – Последний раз виделись перед ее отъездом. Она ночевала у меня несколько дней, брала ключи. И все. А ты?
Соврал, что время от времени видимся, что у нее все нормально.
– И здоровье? Без осложнений обошлось? Все же серьезное дело – сорвавшаяся беременность.
– Да, все в порядке, – я зачем-то продолжал врать.
– Вот и хорошо. Больше за тебя волновалась, как ты переживешь. Принцесса справится.
По ту сторону экрана вода выплеснулась на поверхность, и передо мной вновь сидела моя Анна, открывающая дверь в мир мощных подводных течений только своим, самым-самым своим, только мне. Легкий всплеск, доля секунды, но я успел распробовать горечь. И внезапно понял, что прям сейчас, в эту минуту, происходит что-то важное, то, что нельзя пропустить, прячась за маской, тщательно выстроенным образом неуязвимого человека, у которого все «ок». Сложив на груди руки, я взмолился о пощаде, просил отменить приговор:
– Анечка, прости, я соврал, ничего не знаю о ней – где она, что? И про беременность, про то, что она вообще была, ничего не знаю! Не знал никогда. Прошу. Скажи.
Анна пропустила мои слова мимо ушей – казнить, нельзя помиловать, – как ни в чем не бывало, продолжила:
– Может, к лучшему, что ваш тигренок не родился, а то случился бы с огромным красным ртом, от уха до уха.
Нежно рассмеялась, помахала ручкой «бай-бай» и отключила трансляцию.
Белые начинают и выигрывают.
Шах и мат.
Все рассыпалось, словно сахар.
Так бывает: зачерпнешь ложкой, с горкой, аккуратно несешь до края стакана, но вдруг рука дрогнет. Казалось бы, чайная ложка, а везде липко. В первый момент думаешь – собрать, смести со стола в ладонь, в чашку. Дурная затея. Не стал даже пробовать.
Дал объявление в OLX, устроив копеечную распродажу всего, что не успел или не захотел вывезти Джексон.
Покупатели приезжали в цех, намереваясь купить ту или иную мелочь, а уезжали с доверху забитыми никому не нужным барахлом багажниками. Во время распродажи я изображал городского сумасшедшего, придумывая для каждого гостя историю, одна хлеще другой. Люди складывали вещи в коробки, внимательно слушали, осторожно закрывали багажники вместительных автомобилей, благодарили, а выехав за ворота служебной территории, крутили пальцем у виска. Мне было все равно.
Меня охватила настоящая лихорадка, каждая не проданная вещь была тем самым липким кристалликом, что лез под одежду, в волосы, приставал к подошвам, рукам и царапал, царапал, царапал. Испытывая физическую потребность избавиться от всего, я без устали фотографировал, размещал в интернете объявления, продавал, отдавал, выбрасывал. С остервенелостью средневекового инквизитора я уничтожал, сжигал, казнил вещи, будто именно они провинились в том, что все рассыпалось. Словно сахар.
В одну из ночей во время распродажи мне снился сон. Видел медленную серую воду, что стальной лентой разрезает землю надвое. Между крутыми высокими берегами – мост. Я иду по нему, не сводя взгляда с женщины на другой стороне. Роскошное алое платье, пшеничные волосы шелком спадают на обнаженные плечи. Ясноокая, полногрудая, с нежной, тонкой, почти прозрачной кожей. Богиня мира Любви. Волнуясь, шаг за шагом приближаюсь. Она молча сторонится, пропуская меня на берег, в землю обетованную. Во взгляде Богини – покорность и смирение. Оглядываюсь по сторонам, и сердце мое даже во сне обжигает сожаление: все разрушено. Земля усыпана обломками когда-то роскошных зданий, деревья сломаны, сожжена трава. Ветер гоняет по мертвой пустыне лоскуты красной вуали, блестки, обрывки серпантина. Тут был праздник. Праздник закончился. Я опоздал. Мир любви разрушен.
Проснулся, отчего-то вспомнил, как ездили по побережью. Принцессе захотелось сразу после Нового года в Крым. Она мечтала одна, но как-то все сложилось – поехали вместе. Всю поездку ругались, пару раз я высаживал ее из машины, бросал посреди дороги, думал: «Все, конец, ну ее к чертовой матери!». Потом – бесконечные СМС, я возвращаюсь и через день всё заново.
В Коктебель приехали затемно, пришлось буквально на пальцах показывать, как там кайфово. Хотя днем, серым январским днем, точно так же сложно рассказать про августовский Коктебель. Спина к спине мы сидели на пустынном берегу, с моря дул холодный ветер, забирался под одежду, всячески желая загнать нас в машину, в гостиницу, куда угодно – лишь бы ушли, но нам было все равно. Полпачки сигарет, почти полная бутылка крымского коньяка и шикарный в лунном свете пляж Коктебеля. Именно тогда у нее родилась фантазия – приехать сюда летом, гадалкой. Придумала себе длинную цветастую юбку, распущенные волосы, на запястья браслеты, маленькую сумку через плечо, в ней карты. Говорит: