Бумага помогла, вскоре слова, все до единого, были выгружены из головы на бумажный носитель, но каждый день внутри рождалась новая микро-мысль и быстро разрасталась в ментальной пустоте, вынуждая весь день вхолостую глобалить ни о чем. Потом нашел управу и на них: взял за правило, лишь только появилась, не ждать чтобы окрепла – выписывать. Острым стержнем гелевой ручки пришпиливал мысли в блокнот, словно докучливых мотыльков. Пронумеровав листы, вел строгий учет насекомых:
1.
Рай – ну, попаду я в рай, и что?
Чего там делать?
Девственницы? Нафиг они мне нужны?
2.
Сохранять природу – зачем?
Чтоб появилось разнообразие видов – зачем?
Уничтожить все и оставить один – зачем?
3.
Огромные города. Муравьи суетятся, у каждого дела, каждый торопится.
Какая разница, сколько видов муравьев на земле?
4.
Все прекрасное в природе поедает друг друга, и что?
Смерть делает жизнь игрой.
5.
Люди, которым, возможно, просто не повезло, задаются вопросом: «Что происходит?»
6.
Что с этим делать?
7.
Кто я?
8.
Зачем жить?
9.
Как жить? Может, нужно то или это?
10.
Может, понять что ничего не нужно? Попуститься и сидеть на камушке.
11.
Амбиции. Ты, ты, ты… Что – ты?
Все прекрасное – бессмысленно и совершенно.
12.
Чего не хотел бы? Не спать.
13.
Чего хотел? Сделать выставку.
14.
Что я люблю? Из холода заходить в тепло.
Время от времени, без нумерации, размашистыми каракулями одержимого бесами, вдруг писал такое, что невозможно произнести вслух, по сути: Кислота. Яд. Щелочь. Кровь. Дерьмо. Кишки. И даже боялся взглянуть на истерзанный лист, не то, что перечитать. Сразу бросал в огонь, и пламя щелкало, давилось, но сжирало.
Отчего-то горько, навзрыд, плакал после этого, как ребенок, удивляя самого себя слабостью.
И снова писал:
«Принять себя прошлого, вчерашнего, совершающего ошибки, не совершенного. Обнять, утешить: Дэн, спокойно, я с тобой! Теперь всегда буду с тобой. Всё в порядке. Всё будет в порядке. Обещаю».
И снова:
«Я позволяю себе быть никем! Позволяю!!! Не менять мир, не спасать, не занимать высокого положения, не оставлять след в памяти человечества, не продолжаться в детях и внуках, не занимать пространство чьей-то оперативки. Я – никто! Я свободен! Аминь».
Потом и это стихло, настала тишина, мертвая, как после атомного взрыва. И продолжалась семь дней. На восьмой – проснулся с первыми лучами солнца, разбежался и прыгнул в море, не теряя чувство полета даже на нескольких метрах под водой. В этом погружении случилось все откровение: «Жив!»
Долго плавал, лежал на спине раскинув руки, задерживая дыхание, висел под водой, открыв глаза, разглядывал камни на дне, выныривая, фыркал от удовольствия и снова нырял. Мир добродушно наблюдал, он выглядел умытым и юным. А небо – как будто правда, по-космически бесконечным.
После заплыва, первый раз за две недели, съел горсть молодого миндаля, опьянев от счастья. Вечером в крошечном коктебельском ресторанчике заказал поджаренную на гриле скумбрию, нежнейшие мидии, пил крошечными глотками белое сухое, испытывая вкусовой оргазм. И вдруг увидел Принцессу, отчетливо, как наяву: сидит напротив, улыбается, разбирает руками рыбу, щебечет что-то. Видение было настолько реальным, что я вслух сказал: «Привет» пустому месту напротив.
Утром вышел на набережную, заказал кофе и долго смотрел на линию горизонта, где небо, отражаясь в море, превращало стоящие на рейде сухогрузы в летающие корабли. Собрался уходить и зацепился взглядом за длинную цветастую юбку – ветер играл пестрой тканью, превращая подол в крылья бабочки.
Женщина шла вдоль берега, у самой кромки воды, я видел ее со спины: распущенные волосы, браслеты, сумка через плечо. «Она?» – екнуло сердце. И что? Подойти? Окликнуть? Представил, как скажу: «Принцесса!» – она оглянется, и… дальше ничего хорошего. Обрадуется? Вряд ли. Скорее, перекрестится, ответит: «Чур меня!», и растворится в толпе.
Не решился.
И непонятно, ее ли я видел?
Но я хотел, чтоб это была она.
Привет,
моя соседка каждый день, лишь только солнце первыми лучами скользит по небу, выходит рисовать. С балкончика шестиметровой кельи могу часами наблюдать, как белый лист вдруг впитывает рассвет, море, случайный куст, травинку. Как плывет акварель, нежно захватывая мокрое пространство. Краски ведут диалог друг с другом: атакуют, отступают, смешиваются, запечатлевают, проявляют то, что не видно беглому взгляду.