— Конечно. И супу.
— Девушка, какие у вас супы?
— Никаких. Это же итальянский ресторан.
— А у этого коричневого какой цвет?
— Мачек, у тебя есть книжка Р.?
— Есть. Без посвящения.
— О, таких меньше.
— Он совсем охренел. Если кому-нибудь не врежет, ходит больной. Разрядиться должен.
— Ну и жарища, твою мать, пришлось разрядиться, чтобы кому-нибудь не врезать.
— Подали скотилью.
— Это из какого же скота?
— Разного. Телятина, говядина, курица.
— На хер бабло. Работа!
— На хер работу. Бабло!
— Чудак на букву «м».
— Ты работаешь в школе?
— Не знаю.
— Есть хочешь?
— Не знаю.
— У тебя поезд?
— Не знаю.
— Где ты был?
— Не знаю.
— Куда идешь?
— Не знаю.
— В комнате есть открывалка для бутылок?
— Нету. Но ведь мужики пиво чем хочешь откроют. Например, зажигалкой.
— Не беси меня — укушу.
— За какое место?
— За ухо.
— Не надо меня никуда кусать, чувак. Я сам.
— Мачек, ври да не завирайся.
— На террасе сидит собака с жопой шимпанзе.
— Может, это шимпанзе с собачьей мордой?
— Почему ты лежишь?
— Лучше спится, когда лежу.
— К примеру: «курва». На бумаге много теряет.
— Это еще почему?
— Говорят «курррва», нажимая на «р» и с характерным придыханием.
— Курва.
— Ну нет, Яцек! Попробуй еще разок.
— Курррва.
— Неплохо. Добавь придыхание.
— Курррва. Ясно. Потрясающе.
— Видишь. Я все думаю, как бы это записать. Есть даже одна идея.
— Какая?
— Нотами.
— Или: на хрен, етить твою мать, звездец et cetera, et cetera.
— Ну и?
— Нужно писать: на хуй, еб твою мать, пиздец et cetera, et cetera.
— Обязательно?
— Яцек, ну сам подумай. Кто говорит: на хрен, етить, звездец и т. д. и т. п.? Это же смешно. Как-то по-уродски звучит!
— Точно! Понял! Ты на сто процентов прав.
— У вас есть родственники в Кельце?
— Нет.
— Тогда извините.
— Я надрался, могу толкнуть речь.
— Что ты жуешь?
— Пастилку с цинком.
— От чего?
— Не знаю.
— Воспаление, что ли?
— Юпитер-202!
— Philips!
— Mister Hit!
— Мелодия!
— Кассетник!
— Фономастер!
— Супергетеродин!
— Panasonic!
— Страдивари!
— Волшебный глаз!
— Чего ухмыляешься?
— Ставлю молоко на место.
— Himmel — по-немецки пекло.
— Не знал.
— Попробуй связать розу с пожаром.
— Не время горевать о розах, когда горят леса?
— Годится.
— Вы уж простите, я не над каждой шуткой смеюсь, но у меня на пятьдесят процентов потерян слух. И что делать?
— Смейся все время.
— Почему этот малый лежит под стойкой?
— Анекдот рассказывает.
— Мы будем сегодня есть?
— Я мылся.
— Как острова?
— Говорит, не спал всю ночь.
— А мне сказал, что в два заснул.
— Как концерт?
— Хуже не бывает.
— Потрясный.
— На следующей неделе будет концерт С.
— Да он же умер.
— Господи, что ты говоришь? С. умер?
— На моих глазах. Месяц назад. Я пошел на его концерт. Вхожу в зал, а он лежит на сцене — маленький, толстый, седоватый, в темных очках, черном свитере и черных брюках, корчится и кричит в микрофон: «Я умер, я умер».
— После смерти ногти растут?
— Растут.
— А на ногах?
— Тоже.
— И туфли могут проткнуть?
— Надо хоронить в сандалиях.
— И в носках без пальцев.
— Во! Видишь!
[Ночь в доме актера. «П. просил передать тебе самый сердечный привет». «Ну нет, кошмарно звучит», — подумал и поспешил добавить: «пойми, я вынужден был так сказать, ты же знаешь П., он позвонит, спросит, передал ли я привет, ты скажешь, что нет, и тогда он меня выпрет с работы». «Ха, ха, — засмеялся Е. — Точно, ты прав, я знаю шефа». И тут они с удивлением заметили, что за столом появился К. с тарелкой в руке. На тарелке лежало ребрышко, выуженное из кастрюли с рассольником. (К. начал стряпать в два часа ночи, они вернулись из бара, где съели две пиццы на двенадцать человек.) «Хотите ребрышко?» — спросил К. Не дожидаясь ответа, оторвал пальцами от плоских косточек кусок серого мяса. Внезапно услышали: в соседней комнате с пронзительным звоном разбилось стекло. В кухню вошла Р., сняла висящую сбоку на шкафчике метелку. «Г. прислонился к двери», — сказала. К. взял рюмку водки, выпил, вскочил, раздув щеки, со стула, кинулся к окну, раздвинул занавески (ну да, светало), выплюнул водку. «Быстро, выходите из туалета», — неизвестно к кому обращаясь, пробормотал не разжимая губ. Туалет был далеко. «Быстро, выходите из туалета», — повторил Л. Эту сцену он наблюдал из коридора. Вдруг стало пугающе тихо. Все сидели, одурманенные свежим воздухом. «Сейчас, кому еще я должен передать привет?» — подумал и пошел в спальню. Заметил, что в дверной раме остались куски стекла. «Есть в этом доме пассатижи?» Через минуту вытаскивал из серой замазки острые треугольники. «Как у вас называют пассатижи?» — «Клещи».]