Я словил такси. И почти силой впихнул туда Смирнову, хотя она убеждала, что это слишком дорого. Для меня же это было пустяком. Я давно не понимал цену вещам. И мог купить все, не собираясь отказываться от этой привычки. Пока.
Мы приехали в район на окраине города. Однотипная многоэтажка смотрела на нас равнодушными одинаковыми окнами.
– Вы теперь одна? – спросил я Смирнову.
Она утвердительно кивнула в ответ. Но мне показалось, что она еще не осознает, что одна.
– И у вас нет родственников?
– Родственников? – она скользнула по мне безразличным взглядом. – Почему, родственников у меня много. Но я сказала, что не хочу никого видеть.
– Это будет неправильно, если я зайду? – осторожно поинтересовался я.
– Почему? Все правильно. У вас хорошая, молодая сестра. Но она умерла. У меня хороший молодой муж. Но он умер. Они соседи. Мы же можем по-соседски зайти друг к другу, как и они.
Мне стало жутко. Но выбора у меня не было. Вдруг я сегодня узнаю о Смирнове то, что навсегда снимет груз с моей совести. И поддерживая вдову за локоть, я провел ее в квартиру.
Я не знал, что могу увидеть в ее доме, но меня он неприятно поразил. Это не была квартира алкоголиков, наркоторговцев, здесь не пахло лекарствами для умирающих от неизлечимых болезней. Это была квартира скромных, почти бедных интеллигентов. Вся заваленная книгами. В углу чопорно стоял старомодный рояль. На подоконниках цвели фиалки. А на стенах висели репродукции известных художников реалистов. А вообще все было чисто, уютно и вызывающе интеллектуально.
Я желал бы увидеть другую обстановку. Но мои желания не оправдались. Хотя, в конце концов, кто сказал, что тайный преступник не может жить в интеллектуальной квартире, тем более что жена наверняка не осведомлена о его сомнительной деятельности. Я подошел к книгам, ровно расставленным по полкам. Книги были старые, зачитанные, что называется, до дыр. И я хотел поверить в то, что их зачитала только жена.
Я оглянулся, желая спросить о профессии умершего, но не успел. Вдова сидела на диване с остекленевшим взглядом, слегка покачиваясь и шепча пересохшими губами.
– Это все неправда… Этого не может быть, потому что это все неправда.
Я подбежал к ней и со всей силы сжал ее холодные руки.
– Успокойтесь. Ну, пожалуйста, я вас очень прошу. Успокойтесь. Вам дать лекарство?
Она отрицательно покачала головой.
– Нет, дайте мне выпить. Там, за книгами, есть тайная полочка. Мой муж, дурачок, думая, что я не догадываюсь, сам ее сделал. Он прятал там спиртное. Но я все знала. Я так боялась, чтобы он не спился. Чтобы не умер от алкоголя. Чего я боялась? Такого пустяка. Он от алкоголя не умер…
Вот оно! Я ликовал. Так я и знал. Тайный алкоголик. А это ведет не только к разрушению собственной личности, но и разрушению окружающего мира. Сколько он разрушил? Я это узнаю и окончательно успокоюсь.
Я нашел тайник и вытащил бутылку дешевой водки. И налил полную рюмку. Я же пить не собирался. Мне это запретила мама. Я собирался еще получить лавровый венок. И я его получу!
Вдова залпом все выпила. На ее глазах появились слезы. Но это уже были слезы облегчения.
– Он был очень талантливый человек, – она уткнулась лицом в подушку на диване. – Поэтому иногда позволял себе.
Да уж. Оправдать после смерти можно кого и что угодно. Даже рецидивиста. Я же сдаваться не собирался.
– А кто он был по профессии?
– Ученый, – просто ответила она, уже сама налила себе рюмку водки и залпом выпила. – А впрочем, какое это имеет значение? Я просто не верю, что его нет. Просто не верю, наверное, потому так все легко и переживаю. Если бы поверила, то наверняка бы оказалась в сумасшедшем доме.
Да, от сумасшествия ей было недалеко. И неужели в этом моя вина?
Я сидел напротив женщины, у которой отнял мужа. И сам в это не верил. Если бы поверил, то тоже бы оказался в психушке. Чтобы этого не допустить, я должен разоблачить ее мужа и успокоиться, что жизнь его отнял не зря.
– Он много пил, – осторожно начал я, – возможно и много болел?
– Болел? Нет, вы знаете, несмотря на его хилую структуру, он был очень сильным и здоровым человеком. Я думаю, ему было отпущено много лет. Помните Грэма Грина? Он прожил почти девяносто, каждый день с виски. Его очень любил мой муж.
Я понятия не имел о Грэме Грине. Но эта версия, пожалуй, отпадала. Здесь нужно капать глубже.
– Вы сказали, он был ученый. А что он изобрел?
Она впервые за наше знакомство улыбнулась. Вопрос ей показался нелепым. Словно у меня, у форварда, спрашивали: сколько я пропустил голов.
– Изобрел… Ученые не обязательно изобретают. Но от этого они не менее ученые. Изобретают, скорее, изобретатели. А мой муж писал диссертацию…
Ага, диссертация. Перед моими глазами вдруг всплыла фигура друга Смирнова. Успешного, целеустремленного человека. Вот кто наверняка что-то изобрел. И если дело в диссертации, не у товарища ли воровал мысли Смирнов? На этом пункте, пожалуй, стоило остановиться.
– Возможно, мои расспросы вас утомляют, – сказал я то, что нужно сказать в таких случаях, надеясь на обратную реакцию. Мой расчет удался.
– Что вы, не уходите. Странно, с родными не хотела остаться, а с чужим человеком… С чужим человеком, пожалуй, легче. Тем более что наши самые любимые оказались соседями.
Не хватало вновь вернуться к этому! И решил задать главный вопрос, который может перевернуть и дальнейший ход моих мыслей, и мое дальнейшее расследование.
Я приблизился к окну. И впервые пожалел, что не курю. Сейчас сигаретный дым, медленно улетающий в форточку, был бы как нельзя кстати. За окном пейзаж был не из лучших. На небе даже не виднелось звезд, хотя по законам природы они там должны были бы быть.
– Скажите, – начал я, не оборачиваясь, и мой голос предательски дрогнул, – а как погиб ваш муж?
Она не удивилась моему вопросу. И даже не вздрогнула. Она просто сказала. И ее голос, чисто и невинно прозвучал в угнетенной тишине.
– Его убили.
Мне не стало жутко. Мне впервые показалось, что это криминальная история из телевизионной хроники, к которой я никакого отношения не имею.
– Разве просто так убивают ученых?
– Ученых – она искренне удивилась. – Ученых… Не знаю. Я знаю, что просто так убивают людей.
Впервые после этих простых и незначительных фраз я позволил себе выпить. Впервые. Подошел к начатой бутылке, налил дешевую водку в стакан, и залпом выпил. Боже, сколько раз я мог начать с дорогого вина, налитого в дорогой бокал по дорогому поводу. А выпил с дешевого стакана самой дешевой водки. Залпом. И может, впервые хотел опьянеть.
– А как его убили? – сдавленным голосом произнес я, еще не опьянев.
Женщина вновь взяла какую-то книжку и повертела ее в руке.
– Его бы все равно убили, – сказала она так, словно сказала о чем-то незначительном, неважном, словно о другом человеке.
Как ни странно, но ее мысль меня обрадовала. И я тут же воспользовался ее откровением.
– Все равно? Убили? Но за что? За что можно убить невинного, порядочного человека. Ученого. За что?
– Именно, ученого, – она гордо встряхнула головой. – Ученых всегда есть за что убить – они слишком много знают. А если они еще и порядочны…
– Я понимаю, – если честно, я ничего не понимал. – Он знал какую-то тайну?
– Тайны бывают тайнами лишь тогда, когда о них не говорят вслух. Он попытался сказать.
– Поэтому его и убили?
Вдова тяжело вздохнула, тяжело опустилась на диван. Мне показалось, у нее слипаются глаза. Хотя возможно, их застилали слезы.
– Если бы его убили поэтому… Как ни странно, мне было бы легче. Вы понимаете… Ну, словно убили за идею, за науку… Во всяком случае, смерть была бы более осмысленной, если вообще можно таковой назвать смерть. А так… Его гибель лишена всякой логики, она до того нелепа, что иногда кажется просто фарсом. Ну, знаете, словно всю жизнь бросаться под танк и погибнуть под колесами детского велосипеда. Так и случилось с моим мужем. Всю жизнь что-то пытался доказать, рисковал своим положением, званиями, не боялся оказаться в смешном положении со своими идеями. А погиб…