Необходимо также отметить, что поскольку копирование вещей при каждом обновлении голографической проекции Единого осуществляется последовательно на основе того, что имеется, но с высокой частотой, постольку изменения копий вещей при каждом импульсе являются незначительными и привязанными к предшествующим формам в голографической проекции. В результате, в каждом индивидуальном сознании (живом) высокочастотное обновление отражается в конечном счете не хаотичными, а упорядоченными процессами изменения и движения бытия с соблюдением принципа причинности.
Сам термин «бытие» вместе с приставкой «со» каждый человек интуитивно понимает как происходящее, и если помыслить далее, то «событие» есть происходящее с кем-то и с чем-то в каком-то пространстве и в каком-то времени. Но разделение бытия на время, пространство и движение вещей в нем происходит только в сознании человека, и это разделенное бытие мы воочию наблюдаем.
Однако мы не знаем имеющегося за пределами того, что мы ощущаем, вследствие чего уже не одну сотню лет задается вопрос: есть что-либо вне сознания? Ведь бытие «оживляется» только лишь присутствием живого, да и сам термин «бытие» значит быт кого-то в чем-то. Таким образом, смысл бытия как вместилища вещей, по-видимому, состоит в «обслуживании» живого, наблюдающего, действующего, то есть не обязательно человека, но обязательно сознания, которое в своем высшем выражении еще и обладает не только способностью ощущать в собственном носителе, но и способностью понимать, в том числе и себя.
Если мысленно исключить сознание, «оставив» бытие как вместилище вещей наедине с собой в остатке, то получается не что иное, как небытие. Если же, напротив, исключить вещи, «оставив» сознание в одиночестве, то оно сразу же лишается жизни – нет вещей, времени, пространства, движения, нет и самого существования, так как сознание теряет опору и вместе с тем сопротивление чего-то, а без этого нет предмета ни для ощущений, ни для размышлений, ни для действий. Иначе говоря, бытие не существует вне сознания, а сознание неспособно существовать без вещей, что означает неразрывность бытия и сознания в своей основе, то есть их единство. Значит, в своей основе – вне времени, или в бесконечности, они составляют единое целое и их можно обозначить как Единое. Остается только узнать способ их «выхода» из вечного и бесконечного Единого, то есть попытаться приблизиться к истине, составляющей тайну мироздания.
Но уже ясно, что сознание в бытии, которое не что иное, как производное проекции Единого, есть изменение пассивного сознанием; само же Единое есть то устойчивое, содержащее в себе всё, к которому можно обращаться для поддержания функционирования его собственной проекции, обновляющейся во времени сознанием; из этого следует, что одно и другое связаны.
В применении к человеку в этом пытался разобраться Хайдеггер, заявивший: «… присутствие имеет даже собственное «бытие-в-пространстве», что, однако, со своей стороны, возможно только на основе бытия-в-мире вообще» [4, с. 56].
Хайдеггер так же смог представить, что без движения, точнее, в нашей интерпретации – без перевода процесса обновления копий вещей в голографической проекции в человеческом сознании в движение, – мир остался бы скрытым для человека и непонятым им: «Если бытие-в-мире есть основоустройство присутствия, в каком оно движется не только вообще, но преимущественно в модусе повседневности, то это должно всегда и онтически ощущаться. Тотальная пропажа в скрытости была бы непонятна, тем более что присутствие располагает бытийным пониманием самого себя, сколь бы неопределенным оно не функционировало. Но как только задевали сам «феномен миропознания, он тут же подпадал «внешнему», формальному толкованию. Показатель тому – еще сегодня обычное введение познания как «субъект-объектного отношения», таящего в себе сколько истины, столько пустоты. Субъект и объект не совпадают и с присутствием и с миром» [4, с. 59].