– Я смотрю, вы – романтичная натура. Хорошо. Найду сейчас для вас свою обувь. Были у меня там валенки сорок четвертого размера. Для вашей ноги сейчас – то, что нужно.
– Настоящие? – обрадованно выпучила глаза она.
– Современные, – улыбнулся он, на что она отреагировала наигранным разочарованием. – А еще возьмем шампанского и выйдем к елке. Вы правы. Надо отметить праздник.
– Только можно без шампанского? – состроила умоляющий взгляд Тоня. – Я не так давно завязала с этим делом.
– Хорошо. Может глинтвейн?
– Вот если совсем немножко. Чтобы не замерзнуть.
Максим ее не дослушал, а уже торопливо шуршал, грючал, наливал. Через какое-то время он крикнул:
– Так, всё готово!
– Тогда я выхожу.
Она хотела подняться сама и пройти к выходу.
– Не торопитесь, – вдруг проговорил у самого уха он и взял ее за руку, чтобы помочь подняться.
От внезапности этой близости, Тоня растерялась, ощутила легкое головокружение и… оказалась в крепких объятиях человека, поглощающего ее удивительно добрым и ироничным взглядом.
– Вы опять падаете, – вполголоса произнес он. – Завязывайте с этим!
– Я постараюсь, – улыбнулась она, сосчитывая морщинки с его лица и не шевелясь. – Идёмте на улицу.
– Только, будьте добры, потихоньку, – не отрываясь от нее, проговорил он. – И дайте мне возможность вам помочь. Во избежание еще одной травмы.
– Хорошо, – завороженно отвечала она, не сводя с него глаз. – Кирилл сказал мне… сказал, что я смело могу вам себя доверить…
– И вы?
– Я еще не уверена.
– Честно говоря, я тоже.
– Не уверены в том, что рядом с вами я в безопасности?
– Не уверен, что вы можете мне доверять. По правде говоря, я сам себе не доверяю.
– Интересно как! То есть вы за себя не ручаетесь?
– Как-то так.
О, разве можно так обаятельно улыбаться?! Всё, остатки ее сомнений растаяли и осушились солнечными надеждами: он ведь не просто обходительный. Она ему понравилась, если он так хлопочет! А им ведь придется теперь провести в этом доме ночь… На этом ею овладела нелепое волнение, и Тоня понимала, что еще немного, и она сама повиснет на этом красавце.
Но… ясность разума отрезвила ее. «Недавно, Тоня, тебя тоже так обхаживали. Вспомни, чем это закончилось».
– Мы идем? – поторопила его она.
– А если там метель? – предположил он, бросив взгляд в окно. – Не хотелось бы стать снеговиком.
– Вы боитесь? – лукаво приподняла бровки она. – Не бойтесь. Будет весело.
Его глаза на секунду вспыхнули недовольством, затем засияли улыбкой, и Максим почему-то кивнул, будто мысленно с чем-то соглашался.
– Хорошо. В любом случае это все означает, что вы уже пришли в себя. Возьмите, пожалуйста, вот это.
Максим протянул ей маленькую сковородку, на которой… красовалась яичница, причудливо украшенная помидорами чили и кусочками колбасы.
– Глазунья? – осаживая в себе хохот, округлила глаза Тоня. – В Рождество? Под глинтвейн!
Максим расплылся в улыбке.
– Что вас не устраивает? Ерунда? Ерунда! Очень люблю глазунью с помидорами!
Ей удалось не обидеть его старания. А хохотать хотелось не столько от не сочетаемых между собой праздничных блюд, сколько от совпадения: глазунья уже давным-давно стала для нее неким символом отношений. И сейчас эти отношения выглядели вполне аппетитно.
– Одно из моих любимых блюд, – расплываясь в улыбке, Тоня надела предложенную им кухонную рукавицу и приняла сковороду.
Она не стала дожидаться, пока Максим соберет все остальное, обула оставленные у порога валенки и, прихрамывая, аккуратно сошла с крыльца. Казалось, ноге значительно полегчало.
На улице снежок мирно засыпал землю. Хотелось, чтоб вот эта тишь и благодать ничем не нарушалась. Легкий морозец теперь казался не таким ярым, как час назад. Как все-таки настроение влияет на восприятие окружающего мира! И новый знакомый далеко не такой отвратительный, каким казался в самом начале.
У живой ели с включенными серебристо-синими гирляндами, стоял стол из огромного пня и пять такой же формы табуретов. Первое, что появилось – подсвечник с тремя большими свечами.
– Снег наверняка их сейчас потушит, но я не могу не попытаться, – поджигая фитильки, говорил он. Затем смел снег со стола и ушел.
Вернулся с полными руками. Поспешно расставив на стол кастрюлю с глинтвейном и выхваченную из ее рук сковороду, Максим половником разлил дымящийся напиток в кружки, одну из которых тут же вручил ей.
– Простите меня, – вдруг сказал он, пристально всматриваясь в ее глаза. – За мою неприветливость в начале нашей встречи.