– Это очень тихий лес. Для отдыха – самое оно. А старый забор снесли в этом году, в следующем хотим новый поставить.
– А кто включил иллюминацию? – поинтересовалась робко она.
– Я днем заезжал, говорил ведь вам. Оставил, чтобы ребята ехали на огни, – объяснил Максим, аккуратно снимая с себя Тонину руку. – Осторожно, ступеньки скользкие. Сейчас открою. Вы как?
– Нормально, – замерзшими губами пролепетала она.
Да как? Лицо горело, хоть спички от щек поджигай. Ноги промокли, руки не сгибались, ибо перчатки она забыла дома. Антонина чувствовала себя ничем не лучше сугробов, по которым они только что бездушно топтались – холодной и одинокой.
– Я понял, – кивнул он и торопливо зазвенел связкой ключей. – Сейчас согреетесь.
Из помещения на них нахлынула волна тепла. Внутри приятно пахло соснами и еще чем-то ванильным.
Как только включился свет, Тоня без стеснения рассмотрела своего спутника: круглолицый брюнет крепкого телосложения. Завораживал глубокий взгляд, чуть с грустинкой, но с иронично настроенными морщинками вокруг глаз. Ей казалось, что на самом деле он – добрый и улыбчивый человек. А еще, без снега, небрежно налипшего комками на верхней одежде, мужчина смотрелся бы дико аккуратным – от идеальной стрижки до обуви.
– Не разувайтесь, – скомандовал Максим, глядя в дисплей смартфона, уже гулявшего в его руках.
«Сейчас будет звонить своей драгоценной, отчитываться», – раздраженно подумала Тоня.
– Алло, котеночек! Кариночка! – из холодного тембра его голос превратился в источник любви и заботы, и Тоня уже готовилась завидовать котеночку, как вдруг прозвучало: – Прости меня, доченька! Я не виноват, что все так вышло! Я ехал к тебе. Да, уже ехал. Но очень сильный снег, ты видела? И я застрял в дороге! Да, прямо в снегу. Нет-нет, все нормально. Машину пока не могу вытащить. Да, в лесу, за городом… У нас здесь.
Поймав на себе завороженный взгляд Тони, Максим смутился и перешел в другую комнату, оставив гостью в вестибюле.
Она присела на стул у входа. Появилась минута, чтобы рассмотреть дом. Небольшая прихожая переходила в кухню. Стены, пол, мебель – все отделано под дерево. Полы застланы высокими ворсистыми паласами бурого цвета.
В целом здесь оказалось весьма уютно. И атмосфера волшебства в этом коттедже все же чувствовалась.
Вопреки его приказу, Тоня все же попыталась снять с разболевшейся ноги обувь. Своим вниманием она погрузилась в разговор, обрывками доносящийся из соседней комнаты.
Затем его голос перешел на спокойный тембр, когда Максим, вероятнее всего, объяснялся с Кириллом. В тот момент Тоня настырно продолжала со слезами на глазах срывать с себя сапог. Господи, неужели это перелом? Почему нога так отекла? В жизни ничего подобного не было! И надо было оказаться в лесу, чтобы травмировать себе конечности! Расстроенная и уставшая, она обмякла на стуле, уныло закрыв лицо руками.
– Я испортил своему ребенку Рождество, – послышался печальный тон со стороны. – Что за напасть? День рождения, Новый год, а теперь еще и Рождество. Последний шанс стать нормальным отцом.
– Не хайте себя, – всхлипнула Тоня. Всхлипывала она исключительно из-за своей боли, но это привлекло внимание отчаявшегося Максима. – Вы ведь не виноваты.
– Тоня, простите меня, – спохватился тот. – Я совершенно забыл про вас.
Присев на пол у ее ног, он принялся стягивать с нее обувь. Удивительно, но боль отступала, когда этот мужчина оказывался рядом. Или Тоня просто забывала о ней, когда находилась в такой близости от него.
Невероятная бережливость, с которой он сейчас помогал, целиком и полностью покорила Антонину. И почему только он изначально казался букой, а она вела себя, как грубиянка?
И еще, интересный факт: её предыдущий кавалер был манерен и обходителен до умопомрачения, но в нем отсутствовала подобная чуткость.
– Скорее всего, чуть вывихнули, – обеспокоено произнес Максим, прощупывая припухшую лодыжку. – Я надеялся, что вы отделаетесь кратковременной болью.
– Возможно, сыграла роль нагрузка. Еще и узкий сапог… Не знаю, как вы умудрились его снять, – едва не плача, причитала она.
– Я вообще не стал бы называть это сапогом. Это какой-то кожаный носок на каблуке. И это, кстати, сыграло ключевую роль…
Тоня тихо рассмеялась, но тут же глубоко вздохнула.
– Давайте договоримся не распускать нюни, – строго попросил Максим, продолжая сидеть у ее ног. – Иначе я тоже сейчас завою.
– Простите… – тихо всхлипнула она. – День какой-то не мой.
И здесь он одарил ее взглядом, полным негодования: «А у меня что, лучше?»
Да-да, она все понимала. Нечего дуться на человека, когда находишься с ним на одной волне.
Поднявшись, Максим на мгновенье застыл, рассматривая свою гостью. И пусть кашемировая шаль съехала с головы и выбившиеся каштановые волосы немного взмокли, ее этническая внешность просто требовала присутствия художника. То ли дело обстояло в выразительных зеленых глазах, то ли в разрумяненных на морозе щеках, но Максим не мог оставить этот факт без внимания.
– Вы похожи на русскую красавицу, – улыбнулся он, собственноручно снимая с неё платок, расшитый в этностиле. – Очень импонируете моей домашней обстановке.
Милый жест. Казалось, он просто не удержался от желания продолжить за ней ухаживания. Но вместо того, чтобы этому умилиться, Тоня невольно съязвила:
– О, как радует вписываться в ваш интерьер!
– Зачем паясничаете? – изумился он. – Я ведь искренне! Без попыток вас обидеть.
– Простите, – вздохнула она. – Это самооборона, которую я принимаю из-за привычки ждать подвоха. Я, наверное, стала невежей. Опыт общения с мужчинами напрочь лишил меня умения быть добродушной.
– Вместо этого вы готовитесь к бою, – будто с пониманием кивнул он.
– Вас это не удивляет?
– Нисколько. Мужчины и женщины совершенно разучились нормально общаться.
– Отчего, как думаете?
– Наверное, от нежелания понимать друг друга.
– Скорее, прощать. Прощать, без обязательств впускать кого-то в свою жизнь. Вот знаете, как бывает: развелись, разошлись по разным дорогам. Возьми и скажи: добра тебе, человек, с которым я провёл часть жизни. Да? А мы что? Ненавидим друг друга, делим имущество в судах. Кто-то вообще мстит. Кто-то запрещает с детьми общаться. Какая глупость, правда?
– М-да. Это уж точно. Вы извините, – вдруг сказал он. – Как понимаю, я разрушил ваши планы. Вы наверняка хотели Сочельник отметить в веселой компании. А здесь ни одной живой души, кроме меня. Боюсь, что вам придётся с этим смириться.
– Да ладно вам, – махнула рукой она. Жизнь налаживалась – мужчина оказался очень даже милым. – Как будто вы этого хотели. В любом случае, спасибо за то, что дотащили меня в это тепло.
Ее глаза сияли искренностью, и Максим невольно улыбнулся.
– Давайте немного отдохнём. И попробуем подумать, что мы можем сделать. И получится ли вообще выбраться из этого снежного царства. Честно говоря, в голове шумит, плохо соображаю.
– А потому что вы в мороз вышли на улицу без шапки, – укоризненно произнесла она. – Мама видела?
Он рассмеялся и ответил:
– Нет. Но непременно сделала бы замечание точно таким же тоном, как и вы.
Максим помог ей снять верхнюю одежду и дойти до дивана в соседней комнате – небольшой каминной. Не включая света, он развел огонь, и помещение сразу наполнилось приятным запахом горящих поленьев. Рядом с камином стояла еще одна наряженная елка, у подножия которой были сложены горы упакованных подарков.
– Как в сказке, – восторженно выдохнула Тоня, поправляя скомканные под шалью волосы и мысленно сетуя на небрежный вид. Сейчас ей захотелось выглядеть попривлекательней. К тому же, судя по всему, этот галантный мужчина с семьей не живет, а это многое меняет.
– Чай, кофе? – предложил Максим.
– Горячий шоколад, – кокетничала она.
– Есть! Сейчас организую.
Умостившись на диване под теплым шерстяным пледом, любезно принесенным Максимом, Тоня всем своим существом погрузилась в танец пламени. Краем уха слышала, как он звонит по телефону в попытках кого-то вызвать. Но, вероятнее всего, безрезультатно. Праздник и метель – два аргумента, которые наверняка станут оправданием для всех служб. Да еще и ехать в лес! Тем более у них ситуация не критичная. Спецтехника сейчас пригодится на трассе, где могут застрять машины с детьми.
Спустя несколько минут он вернулся и присел в ее ногах. Какое-то время они сидели рядом и безмолвно смотрели на объятые огненными языками поленья. Удивительная штука – огонь! Он способен втягивать в себя и растворять какие-то темные и уставшие от жизни уголки души. Где-то вдалеке задорно завыл ветер и застучал в окно ветвями склонившегося к теплу дерева. Наверное, так и должно звучать Рождество – треском поленьев и легкой серенадой зимней стужи.