– Хорошо. В любом случае это все означает, что вы уже пришли в себя. Возьмите, пожалуйста, вот это.
Максим протянул ей маленькую сковородку, на которой… красовалась яичница, причудливо украшенная помидорами чили и кусочками колбасы.
– Глазунья? – осаживая в себе хохот, округлила глаза Тоня. – В Рождество? Под глинтвейн!
Максим расплылся в улыбке.
– Что вас не устраивает? Ерунда? Ерунда! Очень люблю глазунью с помидорами!
Ей удалось не обидеть его старания. А хохотать хотелось не столько от не сочетаемых между собой праздничных блюд, сколько от совпадения: глазунья уже давным-давно стала для нее неким символом отношений. И сейчас эти отношения выглядели вполне аппетитно.
– Одно из моих любимых блюд, – расплываясь в улыбке, Тоня надела предложенную им кухонную рукавицу и приняла сковороду.
Она не стала дожидаться, пока Максим соберет все остальное, обула оставленные у порога валенки и, прихрамывая, аккуратно сошла с крыльца. Казалось, ноге значительно полегчало.
На улице снежок мирно засыпал землю. Хотелось, чтоб вот эта тишь и благодать ничем не нарушалась. Легкий морозец теперь казался не таким ярым, как час назад. Как все-таки настроение влияет на восприятие окружающего мира! И новый знакомый далеко не такой отвратительный, каким казался в самом начале.
У живой ели с включенными серебристо-синими гирляндами, стоял стол из огромного пня и пять такой же формы табуретов. Первое, что появилось – подсвечник с тремя большими свечами.
– Снег наверняка их сейчас потушит, но я не могу не попытаться, – поджигая фитильки, говорил он. Затем смел снег со стола и ушел.
Вернулся с полными руками. Поспешно расставив на стол кастрюлю с глинтвейном и выхваченную из ее рук сковороду, Максим половником разлил дымящийся напиток в кружки, одну из которых тут же вручил ей.
– Простите меня, – вдруг сказал он, пристально всматриваясь в ее глаза. – За мою неприветливость в начале нашей встречи.
– Ну… будем честными, – иронизировала она, – я тоже не блистала дружелюбием. У нас обоих существовали на то причины.
– Да, – с грустью поджал губы он. – Давайте договоримся с этого дня не предаваться унынию и не позволять проблемам портить настроение.
– О, это будет непросто! – продолжала шутить она. – В последнее время слёзы входят в мой режим дня. Но мне нравится ваше предложение! Может, получится стать счастливым человеком. Кстати, вы не в курсе, сколько времени?
– Около восьми вечера, – ответил он. – А какое это имеет отношение к теме о счастье?
– Не знаю, надо ли ждать полуночи, – вскинув голову к небу, говорила она, – но мне кажется, такие безупречно-звездные небеса должны уже принимать желания.
– Я тоже ждал этого момента.
– Правда?
– Почему это вы удивляетесь?
– Вы – мужчина. А мужчины, как правило, считают подобные вещи наивностями.
– Я – мужчина, который хочет стать счастливым. А люди, у кого стоят такие цели, верят в чудеса вне зависимости от пола. Правда?
Она ответила смущенной улыбкой – как приятно вновь признавать, что они на одной волне.
– Давайте загадаем желания вслух! – внезапно предложил Максим.
– Вслух? – отчего-то ужаснулась Тоня.
– Да.
– Поздно, – вдруг протараторила она. – Я уже это сделала.
– Когда?
– Только что!
– Немедленно поделитесь!
– Еще чего! Не хочу!
– Ну… будьте человеком.
– Как странно! Зачем?
– Так интересней. Вы мне скажите ваше желание, а я вам – свое.
– Ладно, уговорили, – смущенно произнесла Тоня – Я загадала, чтобы у вашего ребенка поскорей появилась хорошая мама.
Зависла тишина. Взгляд Максима вдумчиво сощурился.
– Вы использовали единственное желание для чужого ребенка? – изумленно уточнил он.
– Чужих не бывает! – смеялась она. – Это же дети! Они – наше будущее. Хочется, чтобы будущее было счастливым. Для этого уже сегодня нужны счастливые дети.
– Сколько в вас доброты! – выдохнул с восхищением он. – Неожиданно.
– А что загадали вы?
– Мое желание не было настолько благородным… скорее, корыстным. Я загадал то же самое.
– Хм… – усмехнулась она. – Видите, каким разным может оказаться одинаковое желание.
– Вы будете хорошей мамой, – сказал он.
– Я? Не могу об этом судить. Сами подумайте, месяц-два назад я была тусовщицей…
– Что вы искали там? – Максим смотрел на нее так, будто знал ответ.
– Где? В клубах?
– Да. Что вы искали?
Не раздумывая, Тоня ответила:
– Личное счастье.
– Вот видите. Вы ведь проводили там время не во имя удовольствия. Была цель.
– Да смотрите! – саркастично протянула она. – И для удовольствия тоже! А порой для того, чтобы отвлечься… успокоиться и наладить настроение. Но получалось наоборот.
– Соглашусь, не очень удачный метод. Но вы пользовались подручными средствами. Это лучше, чем бездействие. Значит, вы хотели жить. И нечего было выдумывать всякие там прыжки из окон.
– Это было глубокое и безмозглое отчаяние.
– Я понимаю, – кивнул он. – Ты всегда была отчаянной – это уж точно.
Секунда молчаливого шока. Что за дерзкий переход на «ты» и замечание… Они знакомы?
Зависшее безмолвие нарушилось изумленным голосом Тони:
– Не поняла!
– Тонька, неужели ты и правда меня не узнала? – осветив себе лицо разблокированным дисплеем телефона, Максим во все зубы улыбался.
– Ну это да… Был момент, заподозрила неладное, – пристально вглядываясь в его черты, она пыталась вспомнить. – Но где мы могли?..
Мозг истошно перебирал варианты. Общие знакомые – Любимовы. Значит, у них и встречались. Если она его не узнала, то последняя встреча была очень давно. Максим… Максим… И тут ее осенило.
– Подожди-ка! Максим Вольнов?! Точно! Да как же тебя узнать-то? Ты ведь пухликом был. Почему-то лысым и круглым.
Кивнув головой, он тихо расхохотался и подтвердил:
– И виделись мы в последний раз восемь лет назад на свадьбе Любимовых.
– О мама миа! Ты ведь ко мне приставал! – ужаснулась она.
– А ты меня отвергла!
– Да ведь ты был… ну… жирненький! Прости, – она смущенно закрыла рукой рот. – Не нравились мне такие… крупногабаритные!
– Ничего страшного. А я тебя вообще боялся как огня.
– Боялся? – расхохоталась она. – Ты ведь старше меня на четыре года!
– Все равно боялся.
– Ах да. На свадьбе ты хорошенько напился! Помню! Из-за этого осмелел и в бой?
– И из-за этого тоже. Но главное… на кону кое-что стояло!
– Не поняла!
– Решил доказать ребятам, что смогу тебя раскрутить. А-а-а, – Максим стыдливо закрыл лицо руками. – Прости, пожалуйста! Ты ведь недотрогой была, хоть и оторвой.
– В плане оторвы ничего не изменилось, – смеялась она, скрепя душой, что недотрогой ее давно не назовешь.
– Врешь! – запротестовал Максим. – Многое изменилось. Та Тонька, которую я помню, сигала бы сегодня по этим сугробам с бутылкой коньяка в руках и еще меня тащила бы за шкирку.
В ответ на его слова она безудержно хохотала.
– А эта Антонина чуть не разревелась при первом же падении в снег. Нет. Изменилась. Стала женственной и более степенной. Приструнить тебя некому было в твои восемнадцать.
– Жизнь приструнила. Спасибо ей.
Мечтательно улыбаясь, Тоня одарила его восторженным взглядом.
– Я поначалу думаю: да что за бука, друг у Любимовых? Где они его взяли, такого сердитого?
Максим вновь засмеялся и азартно произнес:
– А я когда тебя увидел, то сначала не поверил. Думаю, наверное, это какая-то другая Тоня. Потом присмотрелся – нет, та же, просто преобразившаяся.
Радостно переведя дух, Антонина спросила:
– Так почему ты вернулся из столицы? У тебя там вроде дела в гору пошли?
– Дела в гору, – вздохнув, ответил он. – А после смерти Риты не смог там находиться. Хотелось что-то кардинально изменить. Решил вернуться, здесь бизнес раскрутить. Открыл небольшую мебельную фабрику. Пошло дело. И Каринка с бабушкой и дедушкой под присмотром. Решил остаться.
– Это два года назад?
– Да. Уже два года.
– А мы так и не виделись!
– Ты ведь занята все время. К Любимовым редко заходишь. Вот и не виделись.
– Ты в курсе моих последних событий, правильно я понимаю? – спросила Тоня, хотя очень надеялась на отрицательный ответ.
– Почти всех, – кивнул Максим, подливая ей в бокал остывший глинтвейн. – Кроме окна, в которое ты почему-то хотела сигануть. Это правда? Меня шокировало, если честно. Не в твоем стиле. Ты всегда жизнерадостной была. Да, отчаянной – быстро расстраивалась, порой психовала, но также быстро приходила в себя.
– М-да, – она с сожалением вздохнула. – Я никому об этом не говорила. И ты не говори. Пусть все спят спокойно. Это прошлое, на котором крест.