— Тише, малыш, т-шш. Всё хорошо. Я с тобой, я рядом. — Принялся он приговаривать, поглаживая меня по волосам. И эта жалость… уже к самой себе, окончательно добила меня, заставляя не просто плакать, а пополам согнуться, заглушая рыдания вопли.
Я пыталась сказать. Точно пыталась что-то сказать. Едва ли что-то важное. Но для меня на тот момент ничего более значимого не существовало, и из горла вылетали только всхлипы, звуки, которые чередовались с заиканиями и снова переходили в продолжительный вой.
— Галя? Галя, ты меня слышишь? — Ясно раздавался в голове Димин голос. Спокойный, уравновешенный. Такой надёжный и родной. И я верила его спокойствию. Знала, что всё будет хорошо, что всё пройдёт, забудется, сотрётся, заменится на другие впечатления и обрывки произошедшего.
Уже окончательно успокоившись, позволила отнести себя на кровать комнаты, восстановила дыхание. А может, просто пережила очередную истерику. Очередной этап восприятия чужой смерти. Дима лежал за моей спиной, обдавал часть лица горячим дыханием, аккуратно водил ладонями по всем доступным для прикосновения местам моего тела, чуть дольше задерживаясь на животе, прислушиваясь.
— Антон умер. — Произнесла тихо и всхлипнула, еле сдерживая очередную порцию слёз. Дима пока молчал. — Дим, он давно умер. На Новый год ещё. Понимаешь? А я не знала. Я… Словно закрылась ото всего. Словно спряталась. Не хотела знать и не знала. А нужно… нужно позвонить. — Я резко развернулась в его руках, пытаясь найти в глазах поддержку. — Нужно выразить соболезнования его отцу, матери.
Дима только слушал.
— Дай… дай мне свой телефон, у тебя ведь есть его номер, мне Егор Владимирович говорил, надо позвонить. Надо сказать, что мы просто не знали…
Но Дима смотрел в мои глаза, не желая поддаваться и как-то реагировать. И только когда я замерла, насквозь пронизанная страшной мыслью, он резко выдохнул и приподнялся, усаживаясь на кровати. Сцепил пальцы в замок и без намёка на сожаление произнёс:
— Я уже позвонил.
Я ошарашенно смотрела, пытаясь сообразить, что значат эти три коротких слова.
— Я уже позвонил и принёс соболезнования, как и положено. — Пояснил чуть жёстче, напряжённо сжимая губы. — Галя, мы не просто знакомые, мы деловые партнёры, я узнал одним из первых. — Произнёс с металлическим звоном, уже заметив, что происходит со мной. Попытался дотронуться, но я отшатнулась.
— Ты знал и мне не сказал?.. Когда это произошло?
— Что ты хочешь знать, Галя? Чего ты этими вопросами добиваешься? Да, я знал. Да, я тебе не сказал! — Постепенно градус его голоса накручивался, тональность повышалась, раздражение усиливалось. — Потому что мне всё равно, что и у кого случилось, мне важно только то, что происходит в моей семье! Ясно тебе это или нет?! — Не выдержал Дима и больно сжал мои плечи, чуть встряхнув. Посмотрел на гримасу боли и тут же отпустил, нервно проводя рукой по волосам. — Я просто не хотел, чтобы ты нервничала. Я просто не хотел, чтобы ты переживала. Я… для меня нет никого важнее вас с малышом. Нет другого смысла жизни. И наверно то, что я скажу это страшно, но любого другого за вас отдам и ни на долю секунды не усомнюсь. Потому что нужно уметь делать выбор, Галя. И если ты сейчас мечешься, не зная, кого пожалеть, то я свой выбор сделал давно. И этот выбор моя семья. Моя жена и мои дети. И нет ничего такого, просто не существует, что заставит меня от вас отказаться. Это ты понимаешь?
— Почему ты мне не сказал? — Твёрдым голосом произнесла я и Дима просто озверел от этого тона. Побелел, прищурился. Повернулся ко мне всем корпусом, и набрал в грудь побольше воздуха.
— Да потому что ты не должна была знать! — Прокричал, оглушая этим криком. — Потому что я не хотел ни этого разговора, ни этих новостей. Всё. Его нет. И перемывать события двухмесячной давности просто не имеет смысла! Ты есть. Я есть. И это всё, что должно тебя волновать на данный момент. Точка. Можешь считать, что этот разговор окончен! — Вызверился он и с кровати подхватился, оставляя меня словно оплёванную этой правдой. Словно я даже право не имею сочувствовать другим людям. Для него живу.
Так и сидела, боясь пошевелиться. А может, просто не понимала, зачем мне это нужно. Моё дело маленькое: вовремя лечь под него, родить ребёнка, любить и оберегать…
Дима ворвался в комнату, громко хлопнув дверью, и молнией метнулся обратно ко мне, как раз в тот момент, когда первая слеза упала на ладонь. Приткнулся носом к напряжённой спине и быстро заговорил.
— Прости, Галь, не так всё думал сказать. Просто тяжёлый день. До отвращения тяжёлый день! — Прорычал, не решаясь прикоснуться руками. — Не хотел говорить, потому что тебе лишний стресс ни к чему. А ты ведь из всего сейчас трагедию готова сделать. Что там твой Даниэлян говорит… гормоны… энцефалопатии беременных. Не нужно это было тебе тогда. Потом как-нибудь ты бы всё равно узнала, и я понимал это. Я просто хотел тебя защитить. Именно тогда. Поэтому и увёз.
— Увёз? — Услышала я лишь одно слово, за которое можно было зацепиться.
— Мы должны были на две недели позже вылетать. Там климат менялся, становился более благоприятным. Ты же помнишь, как закончилась эта сумасшедшая жара? Про Антона узнал и в тот же вечер путёвки обменял, чтобы оградить. Чтобы не узнала. Чтобы не плакала. Никого не подпускал, всем зубы на замке держать приказал, вернулись мы только когда шумиха улеглась. Просто пойми одно: для меня важна ты и наш ребёнок. Всё остальное решится без непосредственного участия. Всё равно ничего нельзя было изменить, Галь.
Тёплые ладони легли на мои плечи, слегка массируя их, шею, позвоночник. Горячие губы коснулись кожи. Лёгкими поглаживающими движениями Димины руки спустились на мой живот, удерживая, не позволяя увернуться от ласки и его прикосновений.
— Галь, ты добрая, чувствительная, эмоциональная, ты хочешь заботиться о каждом и каждому сопереживать. Это нормально, тем более, сейчас, под действием гормонов. — Успокаивающе поглаживал он живот, постепенно укладывая меня рядом с собой, медленно опускаясь на матрац. — Ты думаешь о нём и это тоже нормально. Я не ревную, и не могу тебе запретить делать этого, но сам другой. И эмоции у меня другие и восприятие происходящего. Я не пытаюсь навязать тебе своё мироощущение, заставить принять свою точку зрения, я даже не пытаюсь объяснить почему так или иначе. Ты же… — Он прижал ладони к моему животу чуть плотнее и дотронулся губами шеи. — Ты же пытаешься навязать мне своё мнение. Только не стоит этого делать. Не выйдет. Ты жалеешь его как человека, который был и вдруг его не стало, я могу тебя понять, но пожалеть его так же, прости, не смогу. Потому что я другой. И мысли мои другие. Просто прими моё право защищать тебя от того, что считаю не нужным, опасным. Всё будет так, как ты захочешь. Только прошу… не спрашивай, какими путями я добьюсь этого.
— Я всё равно позвоню его родителям, Дима. — Решительно заявила я, но губы не исчезли, ладони не напряглись, а дыхание не сорвалось. Дима всё понимал, как же правильно он всё понимал! Что не отступлюсь, что сделаю по-своему!
— Если тебе станет от этого легче… — Покачал он головой, притягивая меня к себе обеими руками.
— Спасибо.
Не смотря на чёткое решение, набрать номер телефона я смогла лишь на следующее утро, предварительно отказавшись от работы. Точнее, перенесла её на дом. Длинные гудки не вселяли надежды, и когда на том конце трубки прозвучал грубый и уверенный голос, я даже испугалась.
— Борис Аркадьевич, доброе утро. — Собралась я, стараясь не запутаться в словах.
— Кто это?
— Это Галя Дмитровская… Я только вчера узнала про Антона… Примите мои соболезнования… Мне действительно жаль…
— Галина Шах? Я правильно понял? — Жёстко перебил он меня, я мысленно сосчитала до десяти.
— Да, вы правильно поняли.
— Что же… муж, значит, оберегает от плохих новостей, да?
— Да. Дима принял такое решение и…
— Что же… неожиданно. — Голос его немного смягчился, но я так и не могла выдохнуть, ожидая каждой следующей фразы как приговоры. — Спасибо. Галя Дмитровская. Знаешь, ты одна из немногих… пусть и спустя время… но позвонила и… — Он тяжело выдохнул, так, словно в сторону, а я закусила губу, ругая себя за то, что мой звонок словно соль на застарелые раны. — Просто спасибо. Ты… не обижайся на нас, если что. Всё в этом мире имеет свою цену. Для кого-то она вот такая… Спасибо.