— Не парься, всё решаемо. Главное, что ты рядом. Главное, что вы у меня есть.
И я хотела быть рядом. Поддерживать его, защищать, наставлять, только бы он чувствовал, что за его спиной всё спокойно. Хотела, но не могла, потому что сама уже ни в чём не была уверена. Каждую ночь просыпалась в холодном поту, ожидая результаты. Смотрела, как муж с сыном играет и сжимала зубы, понимая, что всё это может закончиться в любой момент. Проштудировала кучу литературы, консультировалась с профессорами и научными светилами, которые в один голос твердили: «Нет, не может быть», но продолжала верить. Умирала каждый раз, глядя как Дима улыбается Ванечке, как укачивает его на руках в три часа ночи, не подпуская меня, не вспоминая о том, что через пару часов самому придётся вставать на работу. Я уже знала ответ. Я уже понимала, что любой результат станет для нас приговором. Ударом, который придёт, откуда Дима не ждёт.
То самое утро началось совершенно обычно. Я проснулась от шума в комнате: Дима с Ванькой учились сидеть. Стимулом подняться служила любимая пищалка.
— Тише, тише, мы разбудим маму. — Заговрщицки прошептал Дима, хитро поглядывая в мою сторону.
— Уже разбудили. — Констатировала я, сонно потягиваясь в кровати, и с умилением посмотрела на них. — Давно встали?
— В четыре. Галь, ты полночи ворочалась, думал, даже танком тебя не разбудишь. — Оправдался он, взял Ваньку на руки и пересел ко мне на кровать. — Что снилось?
— Не помню. Наверно ничего…
— Ты разговаривала во сне.
— Да? Признавалась тебе в любви?
— Вроде как не хотела отдавать Ваньку. Обрывки фраз, но смысл я уловил. Что происходит? Малыш, я помню, что обещал, но даже моему ангельскому терпению подходит конец. Ты возишься в луже, думая, что это болото. Вместе мы это решим намного быстрее. Как думаешь?
Ванька только устроился удобнее, чтобы получить утреннюю порцию молока, как мне уже хотелось сбежать подальше. Но вопреки словам, Дима не давил взглядом, голосом, своим присутствием. Он аккуратно прижимался губами к похолодевшему лбу, поглаживал спину. Чуть отстранился, чтобы посмотреть со стороны.
— Удобно? Мне кажется, в такой позе ты не высидишь и пяти минут. Вань, — он погладил сына по плечику, за что сразу же получил крохотных кулачком, который пусть и нехотя, но ради благого дела оторвался от привычного занятия: массирования маминой груди. — Вань, маме нужно лечь, давай сын, будь мужиком. — Со смешком приподнимал он нашего карапуза, позволяя мне сесть удобнее, облокотится на подставленную подушку.
— На работу сейчас?
— К девяти. А ты как? Ничего сказать не хочешь?
— Дим, мы об этом говорили и…
— Да, только я лопухнулся и не обговорил сроки и все возможные передержки. — Заявил он серьёзным тоном. — А ты этим бессовестно пользуешься, забывая, что всё тайное становится явным. И когда я всё узнаю сам, начну действовать топорным методом, не взирая на щепки, которые, можешь мне поверить, полетят.
И каждое его, вроде в шутку, сказанное слово, только стимулировало и дальнейшее молчание. Порождало ещё большие страхи и опасения. Это он и увидел в моём помрачневшем лице, потому и перекатился на другой бок, недовольно пыхтя.
— Буду поздно, можешь не ждать.
А я даже не пыталась узнать, обиделся ли он. Только «обиделся» это не то слово, которое подходит моему мужу. И то, что за то время, что я живу с ним, успела забыть, кто он такой. О его силе и власти. О его резком характере, который, оберегая, обходил мою ранимую натуру стороной. И что-то внутри подсказывало, что очень скоро я не просто узнаю, а лично, на себе прочувствую всю эту резкость, жёсткость, опасность, которую просто отказывалась замечать.
Дима вышел из ванной комнаты, выбрал подходящую одежду, на меня старался не смотреть.
— Собираешься куда? Может, попросить Олю, чтобы посидела с Ванькой? — Не понятно с чего уточнил Дима, а я напряглась, подмяла сына ближе, словно рука затекла и опустилась под одеяло.
— Планов не было, но если вдруг поеду, я и сама попрошу. А что?
— Лия заехать к тебе хотела. Лёша не говорил, но вроде какие-то хорошие новости, есть чем поделиться.
— Мне она не звонила.
— Может, ещё не успела? — Безразлично пожал он плечами, поправил булавку на галстуке. Гордо задрал подбородок, оценивая внешний вид свысока. — Я просто спросил. — Добавил, наверно для того, чтобы моя душа окончательно ушла в пятки и ближайшее время не показывалась. Только одно я знала точно: Дима сегодня не в духе и от прогулок в город действительно лучше отказаться.
Он подошёл к кровати, поцеловал в лоб сына, погладил по щеке меня, и только опущенный уголки рта и недовольно прищуренные глаза выдавали истинное напряжение.
— Удачного дня… — Прошептала я в ответ, но Дима никак не отреагировал. Через несколько минут от крыльца отъехал его автомобиль.
Уже в одиннадцать позвонили из одной лаборатории с известием, что результаты анализов готовы. Пока я собралась и доехала до города, позвонили и из другой. Ванька спал и посапывал в своей переноске, пока я дрожащими руками распечатывала оба конверта.
Истерический смешок стал первым признаком жизни после прочитанного. До боли закушенная губа — первое осознанной движение. Плотный липкий ком в горле, который удалось сглотнуть — попытка противостоять реальности. Я закрыла глаза и до боли натёрла их основаниями ладоней, что угодно, только бы они увидели то, что нужно. То, что должно быть, а не тот бред… 99,9 %… Что… этого просто не может быть!
— Не может быть… — Тело передёрнуло от волны судороги. — Надо… надо позвонить… надо сказать Диме… это просто ошибка. Нелепая ошибка. Или это был не его волос… да мало ли людей ходят по нашему дому… Наверняка это был кто-то из охраны. Да тот же самый Кречетов. — Бормотала я под нос, пытаясь отыскать в сумке телефон. — Стоп!
Как только перед глазами сверкнул яркий дисплей с фотографией любимого мужа, мозги на место встали. Бред какой-то. Зачем… зачем звонить? Не было ничего. И теста этого не было. Ведь так просто не может быть, чтобы у Ванечки… что Ванечка не его сын. Но я ведь ещё из ума не выжила… Да это просто чья-то злая шутка. Всё из-за денег. Ну конечно! Мысленно я стукнула себя по лбу, хотя нужно было сделать это и практически. Как же я сразу не догадалась, что это просто конкуренты. Мало ли кому мы дорогу перешли? Бизнес, деньги, да просто наше семейное счастье! Это ведь правильно, это логично. Это всё объясняет. И клиника эта… всё можно купить. Всё и всех. Дима так говорит, а своему мужу я верю. Верю. Иначе не может быть. Мы семья. Мы — семья. Мы одно целое. И Ванька наш сын. Мой и его. Обернулась на спящего сына, розовые щёчки едва заметно двигались, когда он перехватывал воздух или сглатывал слюну.
— И глазки у тебя папины… и ногтики. Ну… Дима же сам это сказал, я ведь не придумала, нет?
Дотронулась до тёплой ладошки, аккуратно провела по ней пальцем.
— И характер папин. Ты боец. Помнишь, он так тебя называл? И спать ты только с ним ложишься. Всегда папу ждёшь, да? Любишь папу? И я люблю. И не скажем мы ничего. Вот так. Вот так. — Дрожащим голосом бормотала я, желая услышать ответ.
Мысленно, да и словами, убедив себя в чём-то абстрактном, я улыбнулась, пытаясь этой улыбкой унять дрожь в губах, дрожь в подбородке, закрыла глаза, отдышалась.
— Вот так. Всё хорошо. У нас всё будет хорошо.
Повернула ключ в замке зажигания и плавно нажала на педаль газа. Всё. Будет. Хорошо.
Кречетов меня встретил настороженным молчанием, проводил взглядом автомобиль до самого крыльца, лично зашёл в сторожку, чтобы закрыть ворота с пульта. На пороге топталась переодетая в не по погоде лёгкое пальто Оля, несколько раз оглянулась на дом, прежде чем решиться подойти ко мне.
— Оль, ты куда-то уходишь? Почему не предупредила? — Шёпотом поинтересовалась я, помогая отстегнуть детскую переноску от сидения. Она посмотрела на меня просто огромными глазами, потемневшими, каким-то возбуждённым взглядом.