— Я не могу…
— Да брось! Взросление процесс необратимый. Если оно началось, отступать уже поздно.
— Я не знаю тебя… — Призналась ему в своих страхах, Дима оскалился.
— Я такой же как и вчера.
Я покачала головой, смахивая набежавшие слёзы, его же это только взбесило и он приблизился, отрывая руки от моего лица.
— Я такой же как и вчера! Каким был год назад. С каким ты познакомилась. Что изменилось? Ты можешь дать мне ответ на этот вопрос?
— Я тебя не знаю. — Повторила на удивление чётко, Дима от досады только отшатнулся, но не отпустил. Развернулся, чтобы тут же посмотреть в глаза.
— Я люблю тебя. И это то единственное, в чём ты можешь никогда не сомневаться.
— О какой любви ты говоришь, если…
— Если что?! Я обидел тебя? Я сделал тебе больно? Я тебя унизил?
— Настоящий мужчина никогда не обидит слабую женщину. — Произнесла я фразу, глупее которой на тот момент просто придумать не могла и заплакала. Заплакала оттого, как сильно сжались его руки на моих запястьях, от того, каким злом сверкнули глаза.
Дима приблизился к моему лицу так, что шевеление его губ можно было легко ощутить собственной кожей.
— Настоящий мужчина никогда не даст в обиду свою семью. Ты — моя семья. И это всё то, что ты должна знать о настоящий мужчинах. Наизнанку вывернусь, но тебя в обиду не дам. И никому другому не уступлю.
— Ты сам отталкиваешь меня.
— Просто прекрати себя жалеть. — Выдохнул Дима и отпустил, отступая. Присел на стол, потёр виски, скрестил руки на груди. — Давай не будем ничего усложнять. Нам двоим нужно время. Тебе, чтобы принять это, мне… мне для того, чтобы успокоиться.
Я обошла его стороной, чтоб выйти из кабинета, а Дима чуть повернул голову в мою сторону.
— И помни, что ты всегда останешься моей женой. — Посмотрел в глаза, а я уже и не пыталась скрыть слёз, смотрела на него. — Никого дороже вас с сыном у меня не осталось. Я тебя люблю.
— И я тебя люблю… — Пошевелились мои губы, наверно даже против воли. Потому что это истина. Потому что буду любить не смотря ни на что.
Поддавшись на душившие меня рыдания, отвернулась и вышла, прикрыв за собой дверь. Тут же прислонилась к ней спиной, всем телом ощущая своего мужа, стоящего так же с другой стороны. И его обиду на моё непонимание. Но слёзы не помешали разглядеть странные тени в саду, людей в чёрных масках, которые ловко укладывают штабелями охрану, подают друг другу какие-то сигналы.
— Дима? — Постучала я обеими ладонями по двери, в которую вжалась от страха. — Дима, там какие-то люди! — Прокричала до боли в горле, хотя голос казался мне тихим.
Он всё оценил слишком быстро. Хватило буквально нескольких взглядов, чтобы сделать выводы и принять решение. Подошёл к пульту управления охранной сигнализацией и заблокировал все двери кроме центральной. Шумно дышал, посмотрел на меня несколько раз, вытянув губы, словно прикидывая что-то в уме, кивнул сам себе, подошёл к центральной двери. На мой крик ужаса обернулся и нервно улыбнулся.
— Всё хорошо, малыш. — Растянул непослушные губы. — Как только я выйду, выставишь сигнализацию, закроешь двери.
— Не нужно…
Я вцепилась в его руки, в рукава рубашки, в его взгляд, и готова была стать с ним одним целым, только бы не отпускать.
— Сделай как я сказал. — Приказал тоном, не терпящим возражений.
— Я не могу…
— Ваньку смотри! — Прикрикнул, окончательно возвращая меня в реальность, и вышел на улицу.
Быстро набрав код и включив максимальный уровень защиты, оставалось только смотреть, как моего мужа фактически избивают, заламывая руки. Громкий крик я заглушила прикушенным до боли ребром ладони, рухнула на колени, реально понимая, что такое страх, что такое ужас. Я не могла слышать, что происходит на улице, но, казалось, что чувствую даже дуновение ветра. Как в замедленной съёмке видела его вывернутые в неестественной форме руки, удар ногой в живот, заставляющий согнуться, удар по внутренней поверхности коленей, заставляющий прогнуть, опуститься на них. И человека. Единственного среди остальных, который не боялся показать лицо. Он смело шёл по заснеженной дорожке прямой наводкой к Диме, улыбался ему как старому другу, потирал ладони. Что-то сказал, а через секунду его улыбка исчезла, оставляя лишь звериный оскал, и перекошенное от злости лицо потемнело. Он кивнул одному из тех, кто держал Диму, мужчина, схватив моего мужа за шевелюру, заставил задрать голову и смотреть командиру в глаза. Тот, который был без маски, остался доволен, удовлетворённо ухмылялся, а затем посмотрел в мою сторону так, что лёд, казалось, пронзил тело насквозь. Умом я понимала, что он меня не видит, смотрит на опускающиеся металлические завесы, но всё тело передёрнуло от ужаса и страха. В панике я бросилась на второй этаж, к сыну, заперлась в его комнате и, только убедившись, что Ванечка спит, схватила в руки телефон.
Как набрала номер, не помнила. Да и чей набираю, тоже. Словно под действием инстинкта, а может оттого, что не знаю другого более близкого Диме человека. Алексей ответил сразу же, словно на готове был, словно ждал этого звонка. От уверенного грубого голоса, у меня даже язык онемел, а он и сам всё понял, выматерился в сторону.
— Где Шах? — Прорычал в трубку, а я захлебнулась потоком воздуха, поэтому вместо ответа получился лишь неопределённый всхлип.
Не плакала, но дыхание спёрло и говорить не получалось.
— Так, успокойся. Ты сейчас дома?
— Д-да. — Выдавила еле-еле, только головой кивала, не останавливаясь, а других слов не получалось. — На Диму напали. Я не знаю кто, в масках все, с оружием. Охранников вдоль забора уложили, Егора Владимировича тоже не видно. Дима сказал в доме закрыться, сейчас тихо всё, наверно его увезли, что мне делать? Я… я не знаю, что с ним, где он…
— Его задержали, Галь. — Хрипло, на выдохе, произнёс Алексей и на мгновение замолчал. — В офисе сейчас налоговая инспекция работает, все счета арестованы. Я просто не смог до вас дозвониться. Ты не волнуйся только, приеду сейчас, хорошо?
— Что значит задержали? Какая налоговая? Лёш, его как в колонии строгого режима заломали!
— Я приеду и всё тебе объясню.
— Да не нужно приезжать, узнай где Дима!
— Я знаю где он. — Зло процедил Леша и я смолкла.
— Это ты устроил, да?
— Что?!
— Это ты?
— О чём сейчас?
— Мне Дима говорил!
— Я сам тебе сейчас скажу всё. Ещё раз повторяю: успокоилась, быстро! Вещи мужу собери, и дыши глубже. Так глубоко, чтобы к моему приезду, мозг хорошо отфильтровал информацию. Полчаса у тебя есть!
Он так кричал в трубку, что, казалось, будь сейчас рядом, вообще убил бы. А я просто не знала, что делать, в беспомощности на ребёнка смотрела: Ванька уже крутился, вот-вот должен был проснуться, а я моргала, не решаясь расплакаться. Потом всё как в тумане, а я, дрожащими руками, когда всё внутри колотилось, пыталась успокоить ребёнка. Естественно он моё состояние чувствовал и нервничал ещё больше. Крутился. Упирался. Не хотел есть, пить, не хотел, чтобы держала на руках. А у меня от этого нервы ещё больше взыграли: Ванька есть согласился, с минуту грудь мучил, а потом снова в крик, я и не сразу поняла, что просто молока нет. Ещё два часа назад всё в порядке было, а сейчас твёрдая, горячая и без молока. Из рук всё валилось, в результате две разбитые бутылочки, голодный кричащий ребёнок, а мне самой кричать в голос хотелось, и чтобы пожалел кто, чтобы защитил.
Лёша, вопреки обещаниям, только через полтора часа явился. Злой, взъерошенный, на меня волком смотрит, а губы поджаты и чуть вытянуты вперёд, словно выругаться хочет, точно так же Дима делает, поэтому я знаю.
— Дай сюда ребёнка! — Первое, что он сказал мне, сам Ваньку из рук забрал. Можно было сказать, что вырвал, только руки мои и без того разжались, а внутри словно облегчение ухнуло. Слёзы из глаз покатились непрерывным потоком, а колотить стало так, что на расстоянии можно было услышать стук зубов друг о друга.
— Галя, успокойся. — Терпимо произнёс Лёша, но при этом поморщился. Не этого он ожидал.