И это была правда. Tea, увлеченная работой, великодушно относилась к детям, которые большую часть времени были предоставлены сами себе, пока она, равнодушная к внешнему миру, погружалась в чудо создания новой скульптуры.
Во время своего замужества Дженни поняла, что ее тяга к уюту и домашнему хозяйству проистекает из хаоса тех детских лет, когда она мечтала о порядке и стабильности. Но Максин это, похоже, никогда не беспокоило. Более авантюрная по натуре и не такая сторонница комфорта, как ее старшая сестра, она с радостью принимала хаос. Дженни хотела бы, чтобы с таким же энтузиазмом она отнеслась к работе.
– Это другое дело, – строго сказала она. – У нас хотя бы была мать. А у Джоша и Эллы – нет. Для них это нелегко.
– Для меня это тоже будет нелегко. – Максин взглянула на список, написанный аккуратным, разборчивым почерком. – Тут сказано, они должны вставать в шесть тридцать. И предполагается, что я буду кормить их завтраком!
– Ну прекрати! – вздохнула Дженни. – Ты хотела получить эту работу! Ты мечтала сюда переехать. Что с тобой?
– Я хотела работать на Гая Кэссиди. – Максин посмотрела на нее как на дурочку. – Но мы только что вместе просмотрели его расписание и, судя по всему, он постоянно будет в разъездах. А пока он будет в самолетах носиться по миру, я буду сидеть дома с детьми, как какая-то долбаная домохозяйка. – Она помолчала и недовольно добавила: – Это совсем не то, о чем я мечтала.
Гай вышел из студии, когда Дженни добавляла последние штрихи к композиции из цветов на крыльце. Молясь, чтобы ночью не пошел дождь, она украсила каменные колонны у входа желтыми и белыми шелковыми лентами, прикрепив там и тут мимозу и гипсофилу. В сочетании с плющом, которым уже был увит белый камень, получится прекрасная оправа для невесты и жениха, когда они поднимутся по ступеням, чтобы сделать снимки, причем снимать будет один из самых известных фотографов в стране.
– Отлично. – Отступив на шаг, чтобы оценить общий эффект профессиональным взглядом, он утвердительно кивнул. – Вы потрудились на славу.
– Парикмахер тоже, – заметила она, увидев, как подъезжает машина и из нее выходит Беренис, испуганно прикрывая голову от легкого ветерка, дувшего с моря. Ее каштановые волосы были убраны назад и с продуманной небрежностью завивались локонами, касавшимися плеч, когда она шла.
– Как ты будешь сегодня спать? – спросил Гай, и Дженни заметила, как удивленно он смотрит на преобразившуюся невесту.
Беренис, покрутив так и сяк головой, ответила:
– Сидя, – а потом широко улыбнулась, увидев работу Дженни. – Как красиво! Вы, наверное, потратили уйму времени!
– Думаю, мы все заслужили выпивку. – Положив руку ей на плечо, Гай повел Беренис в дом. – Вы тоже, – добавил он, когда Дженни попыталась протестовать.
– Где дети? – спросила Беренис.
– Наверху с новой няней. – Он усмехнулся. – И с колодой карт. Я слышал, она говорила, что научит их играть в покер.
– Развлекаетесь? – спросил Гай, присоединяясь к Дженни в гостиной на следующий день. Она смотрела в окно, как Максин флиртует со свидетелем.
– Со стороны Беренис было очень любезно пригласить меня, – с улыбкой ответила она. – И ей очень повезло, что прием проходит здесь. Она ужасно благодарна – сказала мне, что иначе пришлось бы собирать гостей в «Красном льве».
Он пожал плечами.
– Без проблем. Свадьбы – это моя специализация. А сорок гостей – это вообще ерунда.
– Вы будете скучать по ней, – сказала Дженни, кивнув в сторону Беренис.
– Дети, конечно, будут. Нам повезло, что она была с нами так долго. – На его лицо легла тень. – Она работает у нас с тех пор, как умерла моя жена.
Свадьбы составляли важную часть работы Дженни, но она по-прежнему выносила их с трудом. Каждый раз они будили в ней воспоминания о ее свадьбе с Аланом.
– Вам, должно быть, нелегко, – сказала она, спросив себя, что сейчас творится у него в голове.
В саду Беренис и Майкл позировали, обнявшись. Джош с серьезным лицом снимал уже вторую пленку. Окно было открыто, и слышались его строгие команды: «Не смейтесь… стойте спокойно… сделайте счастливые лица…»
Одним глотком допив вино из своего бокала, Гай сел рядом с Дженни, скрестив свои длинные ноги.
– Нелегко, но терпимо, – сказал он медленно. – Я не лишаю других людей права на счастье. У нас с Вероник оно длилось семь лет.
Дольше, чем у меня, грустно подумала Дженни, но он, конечно, ничего не знал о ее прошлом. Ей не хотелось соревноваться с ним по части трагизма, и она промолчала.
Но Гай, казалось, хотел развить затронутую тему.
– Труднее терпеть отношение других, – сказал он, нарушив молчание. – Сначала я жил как на автопилоте, делал то, что необходимо, и старался, чтобы Джош и Элла страдали как можно меньше. Все так переживали за нас, куда ни глянь, везде сочувствующие и понимающие лица… И конечно, они были искренни. Но через полгода я уже не мог выносить сочувствия. Я отвернулся от этого, вернулся к работе и начал… Ну, это был довольно дикий период. Подсознательно, думаю, я искал замену Вероник, но выходило так, что я хватал одну женщину за другой – а на показах они так и вьются вокруг тебя – и постоянно напивался. Все, чего я добился в результате, – сделал несчастными уйму людей. И себя в том числе. И те, кто сначала относился ко мне с таким пониманием, изменили мнение и решили, что я настоящий ублюдок. Спать с девушками и бросать их – при этом так грубо, что они понимали, как я к ним отношусь на самом деле, – в то время мне это казалось единственным выходом, но мне становилось только хуже. В конце концов я пришел в себя и бросил это дело. – Улыбнувшись уголком рта и искоса взглянув на Дженни, он добавил: – Повезло еще, что не подхватил никакой заразы. Тогда, видит бог, я этого заслуживал.