Особенно если их сделал Гай Кэссиди. В альбомах оказались сотни снимков, запечатлевших последние десять лет его жизни. Джош рассматривал альбомы вместе с ней, гордо указывая на многочисленные фото Вероник.
– Это мама с Эллой, когда она только родилась. Это мы с мамой в Риджентс-парке, мне тут четыре года. А это мама с папой на вечеринке в Сен-Тропе. Он смеется, потому что Сильвестр Сталлоне только что пригласил ее на танец, а она отказалась.
Вероник Кэссиди действительно была прекрасна. Максин внимательно изучила несколько ее фото, сделанных с близкого расстояния. Она не пыталась выгодно подать себя, да это и не было нужно – ее естественная красота говорила сама за себя.
Но самым ошеломляющим было ощущение счастья, которым лучились почти все снимки. Максин инстинктивно угадывала, какие фотографии делал Гай. А те, на которых они были вдвоем, и вовсе не оставляли никаких сомнений. Они были без ума друг от друга.
Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, хоть это было совсем на нее не похоже. В желудке зашевелилось чувство зависти – не к Вероник, а к их общему счастью. Глядя, как они стоят, обнявшись, Максин вспомнила, что сама никогда не была по-настоящему влюблена. Все, чем она могла похвастаться, – легкие романчики, в которых основную роль играла похоть. Ее подсознательно влекло к мужчинам столь же непостоянным, как и она сама; и про себя она всегда знала, что эти отношения не продлятся долго. Несмотря на их схожесть, у нее с партнерами было мало общего в том, что касалось повседневной жизни. С каждой неделей страсть угасала, и в конце концов она начинала искать пути к отступлению.
Обычно побег не обходился без участия другого мужчины.
Да, казалось, она была обречена проигрывать раз за разом. В очередной попытке прервать череду серых будней она закрутила роман с Морисом Стенвиком, и это, грустно думала Максин, оказалось самой большой ошибкой из всех. Бедный педантичный Морис, одержимый идеей успеха и процветания, которую вбила ему в голову мамочка, был просто не в состоянии справиться со своенравной невестой. А она старалась, действительно старалась вести себя как следует, но в конце концов все равно обидела и унизила его.
Она пыталась извиниться, когда ездила в Лондон за своими пожитками неделю назад. Но встреча вышла неловкой. Морис, поджав губы, старался не выказывать вообще никаких эмоций. Минут двадцать он ходил за ней по квартире, пока она собирала вещи, а потом его броня дала трещину. Максин пришлось пройти через тяжелое испытание и долго выслушивать его мольбы, в одном месте он едва не разрыдался. Она же в ответ смогла только напомнить, каким несчастным, без сомнения, сделала бы его, оставшись, и сколько бед натворила бы в роли представительской жены.
Бедный Морис, думала она теперь, молча разглядывая снимки Гая и Вероник. Оставалось надеяться, что урок пойдет ему на пользу и он скоро найдет себе более подходящую девушку.
Джош все еще просматривал фотографии, не вошедшие в альбомы. Передавая отобранные снимки в руки Максин, он спокойно комментировал:
– Это мы после того, как умерла мама. Это я, когда мне исполнилось семь, на новом велосипеде. Это день рождения Эллы, ей тут пять. А тут папины подружки.
Можно было подумать, что Гай умышленно подбирает девушек, не похожих на его жену. Вероник с ее мадонноподобной красотой и прямыми светлыми волосами была полной противоположностью этим женщинам, темноволосым, с раскосыми глазами, явно старавшимся произвести впечатление и наигранно улыбавшимся в объектив.
Гай тоже изменился, и это бросалось в глаза. Как до этого она могла на глаз определить, какие фотографии Вероник он делал сам, так и теперь она поняла, на каких снимках он сфотографирован после ее смерти. Пропала беззаботная веселость… в глазах появилась печаль… и улыбка омрачилась горестными складками в уголках рта.
Почувствовав себя неловко, словно она вторглась в чью-то личную жизнь, Максин сложила фотографии и отдала их Джошу. Элла, по-прежнему посасывая палец, глубоко спала, уткнувшись ей в бок.
– Они просто замечательные, – улыбнулась Максин, когда Джош убирал снимки в коробку. – У тебя так много фотографий твоей мамы, тебе повезло.
– Да. – Мальчик задумался. – Я бы и так не забыл ее, но Элла может. Она была совсем маленькой, когда это случилось.
Максин хотелось спросить мальчика, как он относится к многочисленным подружкам отца, но она решила, что для одного вечера узнала и так достаточно. За окном стемнело. Детям было давно пора спать. Максин попыталась вытащить у Эллы палец изо рта, похожего на розовый бутон, но обнаружила, что он сидит крепко, как пробка в ванне.