– Мне особенно нравится вот эта.
– Мне тоже, – сказала Tea. Выпрямившись и держа руки на весу, чтобы не запачкать глиной темно-синюю юбку, она добавила:
– Продается за три тысячи фунтов.
Ей понравилось, что он и бровью не повел. Еще больше ей понравилось, когда он нахмурился и сказал:
– В чем дело? Вы пытаетесь отделаться от меня? Вы разве не хотите ее продать?
– Я скульптор, а не продавец. – Она прищурила глаза и склонила голову набок, рассматривая незаконченную фигуру, потом продолжила: – Три тысячи фунтов – очень солидная сумма. И что бы я ни говорила тут, сомневаюсь, что это произведет более сильное впечатление. Я не могу заставить вас купить то, что вам не нужно, так зачем вообще пытаться?
Оливер Кэссиди едва не рассмеялся. Он давно знал волчьи законы торговли, сам успешно занимался операциями с недвижимостью, продать ему что-то против его воли было просто невозможно. Но вместо этого он, сам не веря своим ушам, сказал:
– Но я хочу купить ее. Уговорите меня.
– Нет, – ответила Tea, ужасно довольная собой.
– Почему «нет»?
– Потому что это может быть вам не по карману. Меня замучает совесть, если я уговорю вас купить вещь, которую вы не можете себе позволить.
За пятьдесят один год совесть ее ни разу не побеспокоила, но ему знать об этом было необязательно. Ее глаза заискрились весельем, она покачала головой.
– Я что, похож на человека, который не может позволить себе эту вещь? – величественно поинтересовался Оливер Кэссиди.
На этот раз она одарила его сочувственной улыбкой.
– Повторяю, я не продавец. Откуда мне знать.
– Так я вам говорю, – сурово ответил он.
В воздухе повисло молчание. Tea, в знак того, что не собирается его нарушать, вернулась к работе.
– Я куплю ее, – сказал наконец Оливер Кэссиди. – Но при одном условии.
Она подняла брови:
– М-м-м?
– Вы поужинаете со мной сегодня вечером. Уже открыто подшучивая над ним, она сказала:
– Вы уверены, что можете позволить себе две траты сразу?
Оливер Кэссиди наконец улыбнулся:
– Думаю, как-нибудь выкручусь.
– Ну что ж, хорошо, тогда от этого предложения я не могу отказаться. Я с радостью отужинаю с вами, мистер…
– Кэссиди. Оливер Кэссиди. Пожалуйста, зовите меня Оливер.
За покупку балерины я тебя как угодно назову, только скажи, подумала Tea, стараясь скрыть внутреннее ликование. Встав со стула, она вытерла руки о юбку. Что такое пара глиняных пятен, когда ты только что заключил мегасделку? Договор был скреплен крепким рукопожатием.
– Спасибо! Значит, договорились, Оливер.
ГЛАВА 12
– Он свинья, – сказала Дженни, еще не простившая Гаю его ехидные замечания накануне вечером. Неожиданно ощутив потребность в дружеском общении, она решила навестить мать и застала ее за сборами на свидание.
Tea в своей любимой блузке из темно-красного шелка и белой юбке в крестьянском стиле красилась, глядя в зеркало над камином. С легкостью, которая достигается только долгой практикой, она обвела глаза черным карандашом, увеличивая и подчеркивая контуры, как делала вот уже тридцать лет.
– Ты имеешь в виду этого парнишку-фотографа? – переспросила она, не очень прислушиваясь к ворчанию старшей дочери. – Предполагалось ведь, что он неотразим, или я что-то путаю?
– Это к делу не относится. – Дженни, равнодушная к физической привлекательности Гая Кэссиди, мрачно взглянула на нее. – А эта дурацкая бутылка вина стала последней каплей. Виновата, конечно, Максин, но он решил, что открыла ее я.
Tea подкрасила губы темно-красной помадой и еще пару раз брызнула «Мицуко» – на удачу. Бросив флакон в сумочку, она бодро заявила:
– И вообще, это не твоя проблема. А Максин наверняка все уладит. Она всегда умела находить общий язык со сложными мужчинами.
Хорошо, что Дженни и не ждала никакой поддержки и участия; это было не в стиле ее матери. Вот и теперь, выслушав, как легко она разобралась с проблемой, которая, по ее словам, и проблемой-то не была, Дженни грустно улыбнулась.
– Раз уж речь зашла о сложных мужчинах, с кем ты сегодня встречаешься? Или все это ради Филиппа?
Tea застыла, не успев надеть на плечо сумочку, потом ее чело разгладилось.
– А, черт с ним.
С Филиппом Слаттери ей всегда было просто. Один из самых давних и преданных ее воздыхателей, он был добродушен, как щенок. Дженни его обожала, зато мать принимала его поклонение как должное, встречалась с ним, когда ей это было удобно, и безжалостно бросала, как только подворачивался кандидат поинтереснее. Видимо, сейчас как раз такой случай.