Если бы я вернулся в свою гостиницу при аэропорте, мог бы немного поспать перед 26-часовым перелетом в Новую Зеландию. Но я был в Лувре. И после семи или восьми стаканов сильно опьянел. А главное, симпатичная молодая женщина только что дала мне понять, что не хочет, чтобы я уходил.
– Ладно! И чем займемся? – спросил я, доверившись судьбе и пьяной Мэнди.
Пять минут спустя мы уже ехали на такси в ее квартиру, что располагалась в доме близ Триумфальной арки. Пока мы ехали, я рассказывал Мэнди историю египетского обелиска близ сада Тюильри. Она кивала, но, похоже, ей было скучно.
Добравшись до ее дома, мы поднялись на крохотном лифте XIX века на четвертый этаж. Пока поднимались, я спросил, не слушала ли она в юности на Лонг-Айленде радиостанцию WLIR.
Я слушал WLIR, когда учился в старшей школе: ее сигнал был достаточно силен, чтобы добраться с Лонг-Айленда в Коннектикут. В середине 80-х это была единственная коммерческая радиостанция «новой волны» в Нью-Йорке и его окрестностях. Настоящим удовольствием было проезжать в мамином «Шевроле Шеветт» мимо домов девочек, которые мне нравились, включать радио и слышать Cure и Echo & the Bunnymen.
В 1987 году станция сменила название на WDRE.
– WDRE… – пробормотала Мэнди.
– То есть ты слушала WDRE? – спросил я, стараясь поближе узнать человека, с которым у меня, возможно, сейчас будет секс.
– Ш-ш-ш! – сказала она, заставляя меня замолчать, и уронила ключи на бетонный пол. – Я живу с семьей, и все уже спят…
В квартире было темно, пахло сигаретами и пылью.
– Ты живешь с семьей? – спросил я.
Мэнди недовольно взглянула на меня.
– Они там, – показала она на гостиную. – Мы тут! – И направилась в короткий коридор, ведущий в кухню. Вернулась с бутылкой красного вина, и мы поплелись сквозь темноту квартиры в ее спальню.
Когда Мэнди открыла дверь в комнату, на меня зарычал трясущийся от злости или страха чихуа-хуа. Но когда я сел на кровать, он запрыгнул ко мне на колени и затих.
– Любишь собак? – спросила Мэнди.
– Да, они мне нравятся.
– Это Джордж.
Я хотел рассказать ей о таксе моего покойного дедушки – собачку тоже звали Джордж, – но Мэнди поцеловала меня. Мы упали на кровать и пролили вино. А потом разделись и занялись сексом на мокрых простынях, Джордж скакал вокруг нас и скулил.
Я проснулся в панике. Открыл мобильный телефон: было 4 часа утра. Мэнди крепко спала и храпела. Джордж лежал рядом с ней на подушке и печально глядел на меня.
Я оделся и попытался разбудить Мэнди. Она упрямо продолжала храпеть.
– Мэнди, мне нужно улетать в Новую Зеландию.
Настоящим удовольствием было проезжать в мамином «Шевроле Шеветт» мимо домов девочек, которые мне нравились, включать радио и слышать Cure и Echo & the Bunnymen.
Она спала. Джордж настороженно зарычал. Я прошел через грязную кухню ко входной двери квартиры. Она оказалась заперта и не открывалась без ключа. Я вернулся в спальню.
– Мэнди, проснись! – сказал я, тряхнув свою подругу чуть сильнее. – Мне нужно идти. А дверь заперта.
Она не проснулась, она продолжала храпеть. Джордж громко залаял.
Я нашел связку ключей и вернулся с ней к двери. Ни один ключ к замку не подошел. Я снова вернулся в спальню и включил свет.
– Мэнди, давай, просыпайся! – громко сказал я, начиная психовать. – Дверь заперта, а мне нужно в Новую Зеландию!
Она по-прежнему храпела. Джордж замолчал и теперь глядел смущенно.
Я открыл окно, надеясь, что смогу выбраться через него. Но мы находились на четвертом этаже. Я снова пошел к двери и вдруг услышал: кто-то открывает ее снаружи. В квартиру ввалился здоровенный мужик в черной байкерской кожаной куртке. Он курил и держал под мышкой черный мотошлем.
– Ох, спасибо! – сказал я. – Вы говорите по-английски?
Он встал как вкопанный и озадаченно посмотрел на меня. Я решил, что не время для любезностей: надо было скорей уходить.
– Ну ладно, спасибо, – сказал я и развернулся к открытой двери.
Он тихо и с сильным акцентом произнес по-английски:
– Ты трахался с Мэнди?
– Э-э…
Он швырнул меня на стену и левой рукой схватил за горло.
– Ты трахнул мою девушку?! – рыкнул он, сжав правую руку в кулак.
– Мне нужно в аэропорт, – хотел сказать я, но мешала пережатая трахея. Наконец удалось пискнуть: – Je suis desolé…[35]
Амбал в коже отпустил мое горло и замер с занесенной рукой. Потом его здоровенные плечи опустились. Он уперся взглядом в пол и потряс головой.
– Вали на хер из моей квартиры, американец гребаный!.. – тихо сказал он.