Возьмите знаменитые лондонские туманы, столь часто описанные в литературе; порой читатели связывают с ними некие романтические представления. Что и говорить, легкая дымка тумана, окрашивающая все кругом в блеклые лиловатые тона, придает городу своеобразное очарование. Но беда, когда осенью или зимой туман сгущается. С ним смешивается тогда ядовитый дым и копоть из бесчисленных фабричных и домовых труб. На город оседает густая пелена — «смог».
В такие дни «смогом» пропитан весь город: он проникает в дома, ваше пальто отдает его едким запахом, котлета, которую вы едите, приобретает привкус «смога». На улице ничего не разглядишь и в двух шагах, а с пробками на перекрестках не может совладать даже целая армия полисменов. Пассажир автобуса чувствует себя тогда счастливее владельца модного «ягуара»: он может пробраться вдоль стен к ближайшей станции метро, а владельцу машины, если у него нет шофера, не остается ничего другого, как, прикорнув за рулем, ожидать, пока туман рассеется.
В союзе с ветром и дождем «смог» причудливо разукрасил фасады лондонских зданий. Издавна на их строительстве широко применялся белый портландский камень; сажа и копоть въедаются в него глубоко, дождь и ветер отмывают добела. Не защищенные от ветра и дождя фасады сохраняют девственно белую окраску, все сколько-нибудь укрытые части стен — под нависающими карнизами и балконами, за выступами или колоннами — окрашиваются в густой черный цвет. Чем старее здание, тем резче расцветка. Как модница в бальном туалете, британская столица одета в белый наряд с черной отделкой.
«Смог» отравляет человеческие легкие, он убивает людей. В декабре 1952 года, когда «смог» держался пять дней и пять ночей, он погубил около четырех тысяч человек; еще четыре тысячи вскоре умерли от легочного отравления. В Лондоне должна была состояться тогда ежегодная выставка породистого скота; большинство животных, присланных на выставку, погибло; лишь немногих удалось спасти с помощью кислородных приборов.
«Смог» — туман-злодей, туман-убийца. Можно ли с ним бороться? Тут, очевидно, требуются целеустремленные усилия, единый план действий, которому препятствует анархия капиталистического городского хозяйства.
Или возьмите проблему уличного движения, необычайно обострившуюся в Лондоне в послевоенные годы. Число частных автомашин сильно возросло и продолжает расти непрерывно. Между тем для расширения уличных магистралей и площадей, для устройства туннелей на перекрестках почти ничего не делается. Подсчитано, что уличный транспорт простаивает на перекрестках в среднем 36 процентов всего путевого времени; потери исчисляются сотнями миллионов фунтов стерлингов ежегодно. Только в центральной части города, без пригородов, за год происходит свыше 60 тысяч уличных катастроф, которые уносят 700 человеческих жизней.
В часы «пик» простому глазу видно, как задыхается старый город.
История Лондона знала моменты, когда его развитие могло принять целеустремленный и планомерный характер, стоило этого только захотеть «отцам города». В 1665 году значительная часть городского населения вымерла от ужасающей эпидемии чумы, а через год пожар уничтожил пять шестых Лондона: в огне погибло 13 200 домов и 89 церквей; пламя начисто смело 460 улиц. Великий Кристофер Рен выработал тогда смелый план реконструкции английской столицы. Его план предусматривал прокладку прямых, широких магистралей, пересекающихся под прямым углом, перенос предприятий и мастерских из жилых кварталов за черту города, строительство каменной набережной вдоль Темзы. План Кристофера Рена пришелся не по душе толстосумам Сити. Ростовщики и лавочники убили замысел гения, опередившего свое время: они настояли на том, чтобы город был восстановлен в том виде, в каком они к нему привыкли.
Другая возможность коренной перестройки города представилась после гитлеровского «блица» — так называли англичане налеты нацистской авиации впервые годы войны. Я видел Лондон сразу после войны. — это было печальное зрелище. Снесены былн целые кварталы; в фабричных районах Ист-Энда и в Сити образовались обширные пустыри. Развалины были аккуратно расчищены, обгоревшие балки и битые кирпичи убраны; в провалах по обе стороны улиц буйно росли сорняки.