Матушка Эдме меня не выдала. Мне кажется, что ещё знахарь наш догадывался. Но они молчали, и я молчала…»
Мысли принцессы опять вернулись к войне, а король Оенгус думал о своём. О том, на что его натолкнул рассказ Имоджен об отце, об их взаимоотношениях. О своей дочери, Оайриг. О своих с ней взаимоотношениях…
24 – в переводе – «уважаемая»
25 – в переводе – «фантазия, желанная, склонность, прихоть»
26 – мера длины, равная 1,6км
17
Где же её последнее письмо? Это – не то. В этом она сообщает о своём согласии признать бастарда своим сыном. Как она тут выразилась? «…разрешила королю окропить своим семенем чрево другой женщины ради продолжения королевского рода Инверслида». Весьма изящное объяснение измены мужа и оправдание собственной бесплодности…
Но так он думал тогда. Когда получил это письмо. И когда был ещё жив его сын – Ноэс27. Он со злорадством сохранил это письмо, в расчёте, что когда-нибудь, когда король Стифен передаст трон своему бастарду – Аонгусу, оно послужит доказательством незаконного происхождения последнего, и власть в Инверслиде вполне может оказаться в его руках или в руках Ноэса, как его законного наследника. Но судьба распорядилась иначе…
Вот оно, её последнее письмо! И эти строчки, которые тогда его разгневали, а сейчас – больно ранят каждым словом… «для нас с братом Вы всегда были, прежде всего, королём, а не отцом. Мы с Ноэсом держались друг за друга. Мы вдвоём ощущали себя семьёй. Ни матушка, выносившая нас в своём чреве, тихая, запуганная женщина, задавленная Вашим величием, вечно о чём-то молящаяся, не смеющая ни приласкать нас, ни поговорить с нами. Ни, тем более, Вы – громовержец без единого слова, которому достаточно было только взгляда, чтобы вопрос или просьба застывали невысказанными на устах не только Ваших подданных, но и собственных детей…»
Как же он, Оенгус, разгневался, когда получил это письмо! Как посмела она, неблагодарная дочь, высказывать ему этот вздор?! Да ещё и за брата, тело которого не успело остыть в могиле! Но сейчас, когда он уже смирился с болью от потери сына, сейчас, когда и Оайриг уже давно нет среди живых, сейчас, когда и его земной путь подходит к завершению, сейчас ему хочется… Нет! Не поспорить с дочерью! И не оправдаться… Хочется разобраться…
«… Но Вам и этого оказалось мало! Вы отобрали у меня Ноэса. Вы сделали из него своё подобие – холодного, бездушного будущего правителя, убив в нём всё человеческое. И этого я не прощу Вам никогда!» Тогда ему не нужно было её прощение, эти слова вызвали в нём только презрение.
«Есть только одно, за что я Вам буду благодарна до конца моих дней – Вы не стали препятствовать моему браку со Стифеном. Посчитали его достойным руки Вашей дочери. И этим сделали меня счастливейшим человеком! В его замке я почувствовала себя дома. В его объятиях я ощутила себя любимой! С ним и нашим сыном Аонгусом я обрела семью! Он, мой дорогой и любимый супруг, научил меня любить мужчину, который, будучи королём, остался человеком. Он подарил мне радость материнства. Учит меня быть матерью, учит любить своё дитя. Вы, вероятнее всего, посчитаете меня сумасшедшей, прочитав эти строки…» (Так оно и было, он, действительно, посчитал тогда, что Оайриг сошла с ума.) «Да, пусть Аонгус не был выношен в моём чреве, но он – мой сын, мой родной сын! Только вот стать ему матерью, мне ещё учиться и учиться. Учиться проявлять свою любовь, не стесняться того, что есть внутри, но что так сложно показать наружу. Что может быть естественнее любви? Она впитывается с молоком матери, она крепнет в кругу семьи. Но если этого не было, как у меня? Как у Ноэса? Ах, если б Вы знали, как тает моё сердце, когда я прихожу ночью в покои моего дорогого мальчика и любуюсь им, спящим. Глажу его лоб, целую волосы. И как горько мне, когда при свете дня не могу переступить через Ваше суровое воспитание, чтобы просто обнять его! Желаю Вам, чтобы когда-нибудь, хотя бы отдалённо, любовь коснулась Вашего сердца. Только в любви человек обретает счастье»