========== Часть 1 ==========
То, что Сьюзен задумала очередное сватовство, стало понятно, едва под сенью деревьев объявился смутно знакомый арченландец средних лет. Под руку с почти прозрачным видением в белоснежном шелке. Белокурые локоны, тонкое личико, огромные серые глаза — прямо не девица, а трепетная лань, едва касающаяся примятой травы узкими ступнями в шелковых туфельках. Эдмунд, по счастью, успел опрокинуть залпом половину кубка, прежде чем это видение добралось до облюбованной им уголка поляны, а потому доброжелательная улыбка получилась именно улыбкой, а не гримасой из разряда «Словами не передать, как мы вам не рады». Главное только, чтобы очередная прелестница удалилась до того, как у него начнет предательски гудеть от выпитого голова.
— Ваше Величество! — обрадовался в ответ арченландец, явно решив, что столь теплый прием был заслугой его, очевидно, дочери, а не лучшего красного вина из техишбаанских погребов. Была у Его Величества одна слабость, о которой, разумеется, знал каждый чужестранный посол. Поскольку послам следовало доверять лишь самую малость. — Вижу, вы не изменяете старым привычкам даже в дни столь грандиозных празднеств. Не сочтите за дерзость, но моя дочь даже спросила, не в трауре ли вы?
Ага. По тишине и спокойствию. Но вино и в самом деле хорошее, так что сделаем вид, что этих шуточек мы не слышали. Кто его знает, этого арченландца, может, он и сам уже перебрал.
— Милорд. Миледи. Рад встрече.
Безумно. Особенно явлению этой трепетной нимфы и тем многозначительным взглядам, которыми Сьюзен пыталась проделать дыру в спине младшего брата.
Зря стараешься, Сью. До минотавровых секир тебе далеко.
— Позвольте, Ваше Величество, представить вам мою дочь, — соловьем заливался арченландец под вежливым взглядом короля и растерянным — дочери. О, да. Издалека-то, да еще и в полумраке, не видно, что у этого короля белые губы, будто он только что из проруби, и матово-синие глаза, в которых и зрачка сейчас не разглядишь. Не повезло королю однажды напороться на жезл Белой Колдуньи, что поделать. — Крестель, дорогая…
Руку девица подала уверенно, а вот дрожи от прикосновения ледяных пальцев и губ сдержать не сумела. Никак забыли предупредить?
А в постели я еще холоднее. В самом что ни на есть буквальном смысле. Особенно, когда начинаю кашлять ледяной крошкой на дорогие простыни с вензелями. То еще зрелище.
— Рада знакомству, Ваше Величество, — пролепетала девица, явно взвешивая ситуацию в мыслях. Эдмунд мог прочесть все ее размышления по одному только оценивающему взгляду. Вполне ожидаемому для женщины ее положения. С одной стороны, король — это всё же король. Который, тому же, молод, да и вполне себе привлекателен — за вычетом цвета глаз, губ и таких же синюшных ногтей, но, как говорится, сам себя не похвалишь, никто не похвалит. Но с другой стороны, от короля ощутимо веяло зимней стужей даже в первый день лета. Бедняжка аж мурашками покрылась, в ее-то шелковом платье с открытыми плечами и — по целомудренным арченландским меркам — головокружительным декольте.
Ну и на что вам, миледи, такой муж? Вот и я думаю, что не на что.
Но кто бы сказал об этом честолюбивому папаше, который немедля бросил любимую дочь на растерзание ледяному королю, якобы заприметив в толпе старого знакомого. «Ах, прошу меня простить, Ваше Величество, ах, какая удивительная встреча…». Иди уже отсюда, интриган чертов, дальше Его Величество сам разберется. Опрокинув еще полкубка под недовольным взглядом маячащей где-то невдалеке старшей сестры. Вот и где ее многочисленные поклонники, когда они так нужны?
— И как вам в Нарнии, миледи?
Плохо. Интонации вышли слишком сухими и равнодушными. Будто он уже пытался от нее отвязаться. Нет, он, без сомнения, пытался, но ей об этом знать было не нужно.
— Очень необычно, Ваше Величество. Здесь так… живо.
Эдмунд вежливо улыбнулся в ответ, оценив изящность формулировки. Даже по арченландским меркам нарнийская необычность переходила все грани разумного, начиная от толпы непонятных существ в лице фавнов и прочих и заканчивая осознанием, что теперь за малейшим твоим чихом следит каждая сорока на окрестных деревьях.
— Обычно у нас поспокойнее. Но когда моей сестре приходит в голову закатить очередной праздник, на него слетается, без преуменьшения, вся Нарния.
И дюжина-другая назойливых личностей, которые в других ситуациях держатся в рамках церемониала и не наседают на короля всем скопом.
— Ваше Величество!
А вот и гальмский посол. Под руку с рябиновой дриадой, пока верная жена скучает за морем над очередным, надо думать, вышиванием. Впрочем, жена могла радоваться отсутствию мужа не меньше, чем он — нарнийским красотам — и красоткам, — единолично управляя мужниным имением и блистая при герцогском дворе.
Ох уж эти договорные браки, будь они неладны.
— Господин посол. Вижу, не скучаете.
— Ничуть, Ваше Величество. Не сочтите за дерзость, но я хотел бы ненадолго отвлечь вас от вашей прекрасной спутницы. Всего несколько слов, не более.
Во-первых, она не моя. Во-вторых, ваши несколько слов, господин посол, имеют привычку превращаться в монолог на пару часов в лучших традициях моего старшего брата и сестры. И если их нотации я согласен терпеть хоть сутками напролет, то вы рискуете получить вызов на дуэль уже через каких-то полчаса. В-третьих, это уже пятый кубок с вином, что тем более не настраивает меня на деловой лад. И в-четвертых, могу я провести в одиночестве хотя бы пару минут, а?
— Не сочту, господин посол, но вынужден отказаться. Меня желает видеть брат. Мои извинения, миледи.
Миледи растерянно разомкнула губы и очаровательно нахмурила брови, явно пытаясь понять, когда это Его Величество успел прознать о желаниях старшего брата. Прелестная девица, но увы, совершенно не в его вкусе. Поскольку вкусы у короля Эдмунда были столь необычны, что их даже в Нарнии не понимали.
Как не понимали и его таланта мгновенно растворяться в темноте и возникать из нее вновь, лишь когда шум празднества превращался в слабое бормотание где-то в отдалении, уступив шуму волн, накатывающих на белеющий внизу песок. Счастье, что никто из послов еще не успел прознать, что каждый раз, когда Его Величество ищет тишины, его несет к ближайшей тропе с кэр-паравэльского обрыва.
Море никогда не задавало ему вопросов. Море не ворчало о королевском достоинстве, когда на освещенной луной песок падал черный дублет, и меч, и сапоги, и даже белая рубаха с наспех распущенным воротом. И штаны бы снял, но окрестные сороки не дремлют. Довольно с них и вида короля, уходящего под воду с головой и выныривающего вновь с коротким фырканьем, отбрасывая с лица мокрые, упрямо липнущие к щекам и шее волосы. Дно здесь было скорее каменистое, чем песчаное, и впереди серебрились под луной вырастающие из черной глубины прибережные скалы. При свете дня до них не боялась доплывать даже Сьюзен — когда позволяла себе забыть о том, что она прекраснейшая из королев Нарнии, вечно блюдущая свое и нарнийское достоинство, — но по ночам любителей пересечь несколько дюжин ярдов холодной морской воды находилось немного. Тем лучше. Глядишь, хоть здесь не достанут.
Скалы были дальше, чем казалось в темноте, но он никогда не умел просто лежать в воде, разглядывая облака, как это обычно делала Люси, и доплыл до них даже быстрее, чем думал. Ушел в соленую темноту, пока грудь не начало жечь от нехватки воздуха, вновь отбросил хлещущие по лицу волосы, вынырнув среди пенящихся вокруг рифов волн, и услышал шорох чешуи по скользким от воды камням. А затем мелодичный, будто тянущий в песне каждое произнесенное слово, голос.
— Тебе мало приключений в западных землях?
Море не задавало вопросов. Но его дочери были столь же любопытны, сколь и человечески. Быть может… даже более любопытны.
Она полулежала на камнях, подпирая голову рукой, и в лунном свете чешуя на хвосте сверкала, словно чистое серебро. Широкий раздвоенный плавник был подвернут, как человек подвернул бы ступни, чтобы уместиться на пятачке скалы, ожерелья из жемчуга и ракушек вздымались в такт дыханию, едва скрывая грудь в каплях морской воды, и между разошедшимися в улыбке губами были видны острые белые зубы.