Как вы наверно уже догадались, того самого мальчика, который подвергся избиению, звали Диппер и похожего рода ситуация у него далеко не первая.
Диппер медленно поднялся, приняв сидячее положение, обняв себя за плечи и закрыв глаза, начал с шумом вдыхать воздух, словно боясь, что он вот-вот закончится. На самом же деле, он просто пытался не разрыдаться прямо тут, в этом грязном, с раскиданными школьными принадлежностями, туалете.
В помещение ворвался учитель, а дверь от сильного толчка громко ударилась о плитку, которой была выложена стенка туалета, отчего та зазвенела и без того побитая и пострадавшая от проделок учеников. Учитель бегло осмотрел комнату. Заметив в углу сидящего Диппера, он бросил полный сочувствия взгляд, что не помешало ему, однако, сделать выговор за разбросанный мусор. Хотя он и понимал, что не подросток тут виноват, всё же намного легче скинуть вину на другого. Удостоверившись, что хулиганов здесь нет, преподаватель разочарованно вздохнул и вышел, оставив мальчика наедине с собой.
Диппер ещё долго сидел, стараясь успокоиться и прийти в себя. Но всё же крепкий морально парень не выдержал и, обняв колени, положил на них голову и начал тихо всхлипывать. Неумолимо подступала истерика, которую он пытался заглушить. Невозможно выразить, какие эмоции переживал в данную минуту Диппер.
Дневник был почти самой дорогой вещью для него. Его маленький оазис, среди пустыни горечи и обиды, позволявший ему хотя бы ненадолго успокоиться и отправиться в путешествие: в страну собственных мыслей, снов и мечтаний. Он не раз помогал мальчику пережить стресс, вызванный бесконечными издевательствами сверстников и не только. Как будто весь мир был против него, против его существования. Как же тяжело жить.
Диппер сидел один в грязном туалете, стараясь не разрыдаться во весь голос. Ему нельзя этого делать, это слабость, а слабости нельзя показывать никому. Он сидел, глубоко дыша, и обдумывал разные варианты, как он мог избежать этой ситуации.
Он мог бы быть внимательнее, когда шёл на перемене. Тогда бы он точно не попался на глаза Робби, который после этого уже точно знал, что Пайнс в школе.
Он мог быть аккуратнее и не спешить, когда выходил из школы. Тогда бы он не попался на глаза банде снова.
И, наконец, он мог вести себя поактивнее, потянуть время, чтобы у хулиганов не возникло идеи, как бы ещё расстроить его.
Снова подумав о дневнике, он сильнее сжал ткань так, что костяшки пальцев побелели, а рука начала болеть ещё сильнее. Как будто это могло что-то изменить.
Просидев так около получаса, он, более менее успокоившись, медленно встал, опираясь всем телом на холодную стену из-за сильного головокружения. Дрожащей рукой он держался за голову, судорожно убирая грязные, мокрые волосы с глаз. Немного пошатываясь, он подошёл к зеркалу и обречённо вздохнул, глядя на своё отражение.
Перед ним предстал бледный и худой мальчик, в поношенной синей толстовке, с довольно большими заплатками тёмно-синие джинсы, потёртые в коленях так, что на них не осталось краски, на руках бинты, а на носу и щеке пластырь, но они не скрывали и половину синяков и царапин на теле бедного юноши.
Снова вздохнув, он включил кран и подставил голову под холодную струю проточной воды, чтобы освежиться и выглядеть немного лучше. Хотя это вряд ли поможет в его случае. Как бы он не старался, но все всё равно видят в нём грязного оборванца, брезгливо посматривают на него, отходя подальше. Есть и другие, те, глаза которых переполнены состраданием, но таких мальчик не любил ещё больше, чувствуя себя беспомощным, не способным ни на что.
По его измученному лицу катились капли воды, а в глазах отражалась одна боль. Вытерев рукавом толстовки лицо, он улыбнулся своему отражению, но улыбка получилась настолько натянутой, что казалось сзади мальчика кто-то стоит, заставляя его улыбаться, когда хочется плакать. Возможно, так и было, только за спиной стоял не кто-то, а сам Диппер. «Даже если больно, нужно всегда улыбаться, чтобы враги не видели твоей слабости» — вспомнил он совет, но следовать этому правилу оказалось намного сложнее, чем он предполагал.
Диппер отвернулся, не было сил смотреть даже на самого себя. Оглядев комнату, он принялся собирать вещи, точнее то, что от них осталось. Половину пришлось выкинуть сразу. Промокшие страницы, записи, на которых разобрать что-либо теперь было невозможно, разорванные в клочья тетради, а так же обрывки ткани, с этим всем пришлось распрощаться. Мальчик принялся собирать листы, на которых ещё остались записи. Найдя среди них свой старый рисунок, который он рисовал ещё совсем в детстве вместе со своей сестрой, который так же был ему дорог, его сердце болезненно сжалось, а на уголках глаз проступили слёзы. Он всё равно не помнил её, не был даже уверен, что она была в самом деле, но это были драгоценные воспоминания, надежда, которой и так осталось очень мало. Он скомкал листок в руке и, судорожно прижав его к груди, начал быстро вытирать подступившие слёзы рукавом. А затем, шатаясь, он подошёл к мусорной корзине и дрожащими руками скинул туда всё, что у него было.
Со слезами на глазах, он молча собирал в охапку всё, что видел и скидывал в корзину, стараясь не смотреть, что именно он выбрасывает. Когда взгляд упал на обложку его бывшего дневника, он прикусил губу так, что струйка горячей крови покатилась по подбородку, но он всё же взял и расправился с ним, как и со всеми своими вещами до этого. Осталась только старая кепка, с заплаткой в виде ёлки. Хотя бы она уцелела. Он поднял её с пола и аккуратно отряхнул, словно боясь, что она порвётся тоже, а затем нацепил её на голову и немного опустил козырёк, чтобы не было видно глаз.
Оглядев напоследок туалет и убедившись, что все его вещи теперь покоятся в мусорной корзине, он разочарованно вздохнул и вышел. Завтра нужно будет брать новые книги в библиотеке, и объяснять учителям, куда делись его тетради и учебники. Ему опять сделают выговор и опять оставят после уроков писать объяснительные. А конспекты… да кто ему даст их переписать? Придётся сидеть ночью и восстанавливать всё по памяти. Слава богу, он учил всё регулярно и достаточно хорошо, так что должен вспомнить если не всё, то хотя бы половину изученного.
Диппер всегда был очень прилежным учеником, не из-за того, что его кто-то заставлял всё учить и не из-за того, что он гнался за хорошими оценками, стараясь быть лучше всех. Просто он был очень замкнутым и необщительным, а кроме хорошей памяти и любознательности, талантов у него не было. Вот он и занимался тем, что читал книги и учил новый материал, из-за чего уже давно обогнал сверстников по программе. Его не любили за это; всё в его облике отталкивало людей, они не привыкли к таким, как он, не понимали, потому и не хотели узнавать его поближе.
Встряхнув головой, чтобы освободиться от оков своих же мыслей, Диппер медленно побрёл по коридору.
За окном была приятная тёплая погода, лучи заходящего солнца падали и придавали всему вокруг красновато-оранжевый оттенок. Диппер зажмурился, когда в глаза ударило солнце, и ещё сильнее спустил кепку на глаза. Его шаги эхом отражались от стен в пустом здании. Занятия давно закончились, и все ученики разошлись по домам. В школе осталась только пара учителей, охранники, начавшие свою смену и хулиганы, выискивающие своих жертв.
Зайдя в раздевалку, Диппер, к великому сожалению обнаружил, что его куртки нет и хотя этого стоило ожидать, было всё же немного обидно, учитывая, что в кармане были деньги, которые шатен недавно заработал.
Подходя к входной двери школы, Диппер напрягся, всё же ему не особо хотелось снова попасться на глаза банде Робби. Он медленно и очень тихо прокрался к двери, и аккуратно приоткрыл её, осматривая школьный двор через образовавшуюся щель. Убедившись, что препятствий нет, он резко рванул в сторону улицы. Рванул и даже слишком резко, так как сразу же споткнулся и кувырком полетел вниз по улице и, больно приземлившись на тротуар, порвав и так не лучшего состояния джинсы, и изодрал колени до крови, но это не помешало ему так же резко вскочить и побежать дальше, сжав зубы и терпя боль.