– И что это значит?
– А то, – терпеливо произнес Горацио, – что либо мы, люди, сильнее, чем думают Феллы, либо…
Он улыбнулся и подождал, догадаюсь ли я, к чему он ведет. У меня не было предположений, и через мгновение мужчина, разочарованно пожав плечами, продолжил:
– Возможно, что-то не так с графиком.
Он сделал паузу, и его торжествующая улыбка стала еще шире.
– Думаю, – сказал Горацио, – они никогда по-настоящему не учитывали присутствие единорога.
Мужчина склонил голову набок в извиняющемся жесте, который в любом другом случае показался бы самодовольным, но Горацио каким-то образом выразил некоторое уважение.
– Они не виноваты, – сказал он. – Это никогда и не входило в их компетенцию. Феллы сделали все, что могли, основываясь на имеющихся данных.
– Получается, единорог спасал нас?
– Сомневаюсь, что мы хоть чем-то интересуем это существо, – усмехнулся Горацио.
Я не могла не согласиться.
– Думаю, единорог оказывает стихийное воздействие на всю экосистему. Он выступает в роли гравитации. Это магнит, который всегда притягивает нас обратно, оставляя в безопасности, и уводит от экстремальных значений.
– А что в этом плохого? – спросила я. – При чем тут гравитация?
– Без нее, – ответил он, – мы могли бы взлететь.
– И отправиться в космос, – парировала я. – Как бы там ни было, почему вы так уверены, что дело в единороге? Может, людям просто везет.
Горацио улыбнулся мне мягкой, снисходительной улыбкой, показывая, насколько я не права.
– Мир хрупок, – сказал он. – Эту хрупкость можно проследить здесь, в этих линиях, если хорошенько присмотреться. Если бы система была упорядоченной и следовала собственным правилам, она бы рухнула, дала сбой. И тогда, возможно, возникла бы новая, более совершенная. Люди там были бы сильнее. Порядок является первоосновой, на которой можно построить лучший мир. Именно этого я всегда и хотел, но у меня ничего не получится. По крайней мере, пока жив единорог.
– Значит, вы собираетесь убить его.
– Единорог – наше проклятие, Маржан, – сказал Горацио. – Мы обречены повторять свои ошибки, потому что у них никогда не бывает последствий. С незапамятных времен происходят одни и те же зверства, несправедливость и жестокость, но люди по-прежнему остаются легкомысленными и никогда ничему не учатся.
– Если мы такие ужасные, зачем тратить на нас столько сил?
– Потому что я верю в человечество, – ответил Горацио, – и надеюсь, что мы можем стать лучше. Под всей жестокостью и мелочностью в самых отдаленных уголках наших сердец спрятано зерно чего-то великого, грандиозного. Я знаю, что оно есть, потому что ощущаю его здесь, среди этих существ. Но мир его никогда не видел. И в этом вина единорога.
Он выключил проектор, и график исчез. Казалось, что вместе с ним исчезла какая-то важная связь со здравым смыслом и рассудком, с самой реальностью.
– Чего вы хотите достичь? – спросила я.
– Свободы, – ответил Горацио, – от бесконечного цикла истории и проклятия. Мы готовы к этому, Маржан, и можем начать все сначала.
– А как насчет других существ?
Горацио успокаивающе улыбнулся.
– Они станут семенами следующей великой эпохи человечества, – возвестил он. – Они – наша надежда против тьмы, которая должна наступить вначале. Существа раскроют наши лучшие качества, Маржан. Именно в этом и заключается их цель: благодаря им мы становимся чем-то большим. Нам придется использовать мечты и воображение намного чаще, чем раньше. Мы сможем создать новый справедливый и добрый мир, в котором будем делиться ресурсами и заботиться друг о друге. Но сначала нам нужно освободиться.
Его лицо светилось от восхищения.
– Так нельзя, – сказала я. – Нельзя убивать единорога.
– Другого выхода нет, – возразил Горацио. – Еще одно ужасное деяние, но ради улучшения мира. Мы очистим его от порочности раз и навсегда, и, когда все закончится, люди будут жить свободно, спокойно, ничего не боясь.
– Папе было это известно? – спросила я. – Он знал, чем вы занимаетесь и что хотите сделать?
– Твой отец ничего не понимал, – ответил Горацио. – Он не разделял мое видение, Маржан, и видел лишь страдания. Ему претила мысль о том, чтобы причинить кому-то боль, он не видел, что за ней скрывается что-то еще.
Горацио умолк.
– Я знаю, что будет нелегко. Это нарушение равновесия, подобного которому мир никогда не знал. Наступят темные дни: разрушатся нации, придет война, воцарится хаос. Произойдут ужасные события, но мы выживем: здешние существа спасут нас. Это место будет нашим ковчегом, а когда потоп закончится, мы станем новым народом.