– Она отравилась стрихнином, – прошептал папа, когда я села рядом с ним. Он бросил на меня взгляд, удостоверяясь, что я слушаю. – Мы вызвали у нее рвоту, дали ей активированный уголь и седативный препарат. Итак, – папа на секунду замолк, не сводя глаз со спящей собаки, – каковы наши дальнейшие действия?
Он меня проверял.
Я задумалась на мгновение. Отравление стрихнином вызывает у собак мучительные судороги, которые без своевременной медицинской помощи становятся смертельными. Папа сделал все, что мог, пытаясь помочь отравленной собаке. Теперь нам нужно было…
– Теперь мы наблюдаем, – сказала я. – Ждем, не появятся ли судороги.
– Хорошо, – одобрил он. – А если начнется припадок?
Я на минуту задумалась.
– Увеличим дозу седативного средства? – предположила я.
– Очень хорошо, – похвалил папа. – А зачем тут темно и мы шепчемся?
– Потому что… – начала я, надеясь, что ответ найдется сам.
Когда этого не произошло, отец закончил мысль за меня.
– Потому что яркий свет и громкие звуки могут спровоцировать приступ.
– С ней… – начала я.
– Мы приехали вовремя, – ответил папа, и казалось, что в его голосе слышится облегчение.
Потом мы сидели, прислушиваясь к дыханию собаки, наблюдая, как поднимается и опускается ее грудь.
Уф.
Уф.
Уф.
– Мир не должен тебе никаких объяснений. В отличие от меня. Когда ты будешь готова, я все тебе расскажу.
– Может быть, для этого нужно просто побольше практики.
Мы находились в кабинете дальше по коридору от большого зала. Я лежала на узкой кушетке, чувствуя, как ко мне возвращаются сознание, силы и равновесие. Парень по имени Себастьян, на вид мой ровесник, стоял у окна, засунув руки в карманы, и смотрел на сад. Я предположила, что он помогал нести меня в кабинет, но постеснялась спросить. Саймона нигде не было видно.
– Я могла бы согласиться, – произнесла я, – если бы знала, что вообще имеется в виду.
– Тебе получше?
– Немного. Где Саймон?
– Думаю, разговаривает с начальством моей школы. Надеюсь, он подтвердит то, что сказал им я.
– Саймон тебе…
– Дядя, – закончил он. – Я учусь в школе-пансионе, но когда услышал, что Киплинг болен, то… не мог не приехать.
Себастьян вскинулся, словно только что вспомнил что-то, затем быстро пересек комнату, подошел к столу, на котором стоял кувшин, налил воды в стакан и протянул его мне. На этот раз я пила медленно и, закончив, поняла, что могу сесть.
Мои нервы все еще звенели от удивления, смятения и боли. То, что я чувствовала, уже прошло, но в костях осталось гулкое эхо этих ощущений. Прислушавшись к себе, я поняла, что дышу осторожно, ожидая, что в любой момент меня охватит знакомый жар.
Себастьян сел напротив меня. Он был высок, и выбранное кресло оказалось ему мало. У него были ужасно длинные ноги, поэтому колени задирались чересчур высоко, мешая спокойно положить руки. В общем и целом Себастьян напоминал вялый веснушчатый крендель с неряшливой рыжеватой стрижкой, как будто собрался в первый класс. Он, должно быть, всегда был слегка неловок, но это лишь добавляло ему очарования. Себастьян как будто весь состоял из локтей и коленей, но лицо его было таким выразительным и живым, что забирало все внимание на себя, словно луч прожектора. Таким я увидела Себастьяна в первый раз.
– Что именно там произошло? – спросил он. – Если ты не против ответить.
– Точно не знаю что… – ответила я.
Глупо было рассказывать о своих ощущениях.
Я почувствовала Киплинга.
В этот момент вошел Саймон.
– А, вы очнулись, – сказал он. – И уже познакомились с моим непутевым племянником.
Он бросил на Себастьяна укоризненный взгляд.
– И я бы поступил так же еще раз, – вызывающе сказал он, вставая. – Ради Киплинга.
– В этом я не сомневаюсь, – согласился Саймон. – Но в следующий раз тебе понадобится оправдание получше. Больные бабушки вызывают слишком много вопросов. Нам нужно стараться не привлекать внимания такого рода.
– Что ты им сказал? – поинтересовался Себастьян.
– Что ты нагло соврал, – ответил Саймон. – Что ты дрянной мальчишка, который уже завтра вернется в школу, и вся семья, включая твою совершенно здоровую бабушку, в ужасе от твоего поведения.
– Завтра? – с тревогой переспросил Себастьян.
– Скажи спасибо, что я не отправляю тебя назад сегодня вечером.
Он повернулся ко мне, и суровость на его лице сменилась надеждой и мольбой.