Но Дэвид меня больше не слушал. Он опрокинул стол, тот пролетел по воздуху и разбился о стену. Элизабет закричала. Теперь Коул и Рэмси рыдали вдвоем. Дэвид Джинн посмотрел на меня.
– Что ты сделала? – спросил он. Он посмотрел на руки, ощупал лицо. – Что произошло?
– Дэвид? – позвала Элизабет.
Ее голос был теперь намного слабее, крики детей тоже затихали. Я оглянулась на них, но никого не увидела – на их месте оказался лишь мусор. Старая швабра с грохотом упала на пол там, где недавно стояла Элизабет Джинн. На месте Рэмси лежал кусок ржавой цепи, а его брат Коул оказался комком выцветшей газеты. Они исчезли, все до единого. Их никогда не существовало.
Меня затошнило.
– Что ты сделала? – повторил Дэвид.
Опустив руки по швам, он стоял там, где раньше был дальний край стола. Наблюдая за тем, как медленно разрушается его мир, он всхлипывал от отвращения, не в силах с этим ничего поделать.
Комната наконец стала такой, какой и должна была быть. Темная, с заколоченными окнами, полная пауков и крыс. Это было неподходящее место для семьи, и здесь уже много лет никто не жил. Дэвид стоял напротив меня, в его глазах беззвучно и бездымно горели гнев и печаль.
Долгое время никто из нас ничего не говорил. В перерывах между рыданиями Дэвид громко, судорожно втягивал воздух, а потом медленно покачал головой, не веря происходящему. Он выглядел теперь лет на двадцать старше. Я задалась вопросом, сколько из случившегося он понял.
– Здесь чего-то не хватает… – пробормотал он себе под нос. – Должно быть что-то еще.
– Ты не человек, Дэвид, – прошептала я. – И ты это чувствуешь, ведь так?
Он посмотрел на меня пустым безнадежным взглядом.
– Чего-то… – начал он.
– Я знаю, – произнесла я. – Мне известно, что ты чувствуешь.
Его брови сошлись в неровную сердитую букву V, глаза встретились с моими и сверкнули темной ненавистью. Воздух вокруг словно загустел, он начал вибрировать и гудеть. Дэвид шагнул ко мне, и порыв горячего ветра чуть не сбил меня с ног.
– Все из-за тебя, – произнес он. – Это ты во всем виновата.
– Нет, – сказала я. – Дэвид, нет. Не нужно…
У меня пересохло в горле, я вдыхала самый настоящий жар. Дэвид Джинн приближался ко мне, и воздух вокруг него сгущался все сильнее. Я попятилась, но теперь отступать было некуда.
– Я монстр, – произнес Дэвид Джинн, – и в этом виновата ты.
Его голос доносился со всех сторон, он исходил от стен, от пола. Я потеряла равновесие, споткнулась и оказалась на земле. Надо мной стоял Дэвид Джинн.
– Пожалуйста, – проговорила я. – Я хочу помочь.
Дэвид покачал головой.
– Тут ты не поможешь, – ответил он.
Наклонившись, Дэвид схватил меня за шею обеими руками и начал сжимать ее стальными пальцами. Я пыталась сопротивляться, но он был сильнее. В голове со страшным шумом гудела кровь, в глазах начало темнеть, и все стало казаться очень далеким.
Мне было восемь лет, я лежала в постели и смотрела на звезды на потолке. Папа рассказывал мне историю – самую последнюю из всех.
Глава 34. Лампа золотаря
То ли было это, то ли не было…
Однажды звездной ночью на тихой улице одного из великих городов былых времен бедняк нашел жестяную масляную лампу, оставленную каким-то путешественником. Лампа казалась помятой и истрепанной временем, но сделали ее на совесть. Ее украшала затейливая резьба, детали и завитушки были выполнены с изысканным изяществом мастера-ремесленника. Если найти честного торговца, то за лампу, несомненно, дадут хорошую цену.
Бедняк принес лампу в свою хижину у реки. Он был золотарем и зарабатывал свои гроши тем, что выливал ночные горшки богачей в большой чан и отвозил отходы в черные ямы для сжигания. Рядом с ними и находилась хижина бедняка, а дым от их костров часто проникал в его маленькую комнатку. Приносило туда и сырость с реки, так что большую часть ночей в жилище царил холод. Однако такова была жизнь бедняка, и он привык к ней.
Он принес какое-то тряпье и начал полировать лампу, но едва лишь успел почистить ее, как из носика вырвался столб синего огня, взметнулся к потолку, а затем завис в воздухе перед лицом бедняка. Воздух дрожал от жара, который исходил от кружащегося вихря. Пламя пахло жженой корицей и гвоздикой, но дыма не было. В самом центре, скрестив ноги, зависла маленькая бледная фигурка. Глаза ее сверкали пронзительно и ярко, словно бриллианты.
– Я знаю, кто ты, – сказал бедняк, – и не желаю доставлять тебе никаких хлопот.
– Никаких хлопот ты мне и не причинил, – ответил джинн, ибо им он и был. – Злобный волшебник запер меня в этой тюрьме двести сорок лет назад. А ты меня освободил.