Мне не нравилась эта штука. Не нравилось, как осколок лежал в чемодане, будучи, казалось, для него слишком тяжелым. Не нравилось, как он высасывал из комнаты все освещение, которое теперь плавно колыхалось в темной маленькой сердцевине кристалла, словно ныряльщик, оказавшийся в ловушке подо льдом. Не нравилось, как осколок смотрел на меня в ответ. Закрыв чемоданчик, я сразу почувствовала себя лучше и тут же оттолкнула его как можно дальше.
– Чего вам от меня нужно? – спросила я.
– Я хочу знать, что это такое, – сказала Джейн.
– А мне откуда знать? Кусок камня или смолы.
– Или кость, – подсказала Джейн, услужливо улыбнувшись. Она посмотрела на чемодан и перевела взгляд на меня. – А может быть, рог.
Джейн выжидательно подняла брови.
Мне не хотелось снова открывать чемодан и даже приближаться к нему.
– Почему вам это так важно? – спросила я.
– Мир постоянно пытается нам что-то сказать, – ответила она. – То, что произошло в Итаке, дало нам знак. Мы пытаемся понять, что он означает.
Осколок в чемоданчике излучал силу, и казалось, что она волнами распространяется по столу. Возможно, это была сверхнизкочастотная дозвуковая волна, вызывающая у людей галлюцинации, в которых они видели ангелов. Мысли у меня путались.
– Не торопись, – произнесла Джейн.
Исходящая от чемоданчика энергия вибрировала у меня в ушах, одновременно притягивая к нему и вызывая желание убежать. Я пожалела, что не могу нажать кнопку и стереть осколок в пыль, чтобы мне больше не приходилось смотреть на него. Чем бы ни была эта вещь, она наводила ужас. Мне очень хотелось просто уйти, но я зашла слишком далеко и отступить уже не могла.
– Ладно, – отважилась я. – Попробую.
Я потянулась к чемоданчику и взялась за него обеими руками. Он, казалось, слегка задрожал от моего прикосновения. Подтянув чемодан к себе, я снова подняла крышку: внутри, всей своей тяжестью придавливая поролон, лежал осколок. Я посмотрела на него, заставила себя вглядеться в его глубины, надеясь найти там ответ на свой вопрос, но его не последовало, и меня начало подташнивать. Я стиснула зубы, борясь с волнами дрожи и тошноты, и, когда они прошли, собралась с духом, готовясь к неизбежному. Сделав для этого все возможное, я приложила ладонь к поверхности осколка.
Я бегу.
Копыта рассекают грязь. Тишину ночи разрезает песнь стрел. По темным бокам струится пена. Крики, словно птицы, поднимаются в воздух. Уклоняюсь влево, вправо.
Легкие горят, рядом слышатся голоса. Лес принимает меня в объятия, прячет. Еще один поворот. Стрелы шепчут холодные обещания. Кожа рвется, течет кровь. Я продолжаю бежать.
И бегу дальше.
Я отдернула руку и захлопнула чемодан. Шрам на груди вспыхнул болью – внезапной, пронзительной, – и у меня перехватило дыхание. Джейн Гласс, сидевшая напротив, выпрямилась, на мгновение потеряв самообладание и выдав скрывающееся за ним нетерпение. Я свирепо уставилась на нее.
– В чем дело? – спросила она.
Я немногое успела заметить и почувствовать. Не получилось и разобраться, какому животному принадлежал раньше этот осколок. Я пробыла в его теле всего мгновение и не успела понять, чье оно было. Не смогла даже увидеть, как выглядит это существо.
И все же я знала. Ответ всегда был у меня в крови, я чувствовала. Какая-то часть меня ощущала это изначально, как пациент, который видит, что прогноз врача не будет утешительным, хотя тот еще не успел ничего сказать.
Джейн Гласс потянулась через стол и придвинула чемодан к себе.
– Я с рождения окружена подобными вещами, – тихо сказала она, – и выросла на этом. Я многое повидала, Маржан, но и подумать не могла, что повстречаюсь с подобным.
Всего на секунду я увидела себя саму в ее выражении лица, вернее свою тень, которая уже давно исчезла. Мир тогда еще не распался на части, а я сама умела видеть волшебство в галактике светящихся в темноте звездочек, которые мама наклеила на потолок моей спальни. Мне было шесть. Папа сидел в ногах моей кровати, лицо его сияло в свете лампы. Он рассказывал мне о создании, которое пришло в наш мир первым, еще до того как появились люди. Это создание существовало всегда, и подобных ему в мире не было. Где бы оно ни оказалось, его всегда преследовали, но поймать и приручить этого зверя так никто и не смог.
Именно это существо и подарило мне родимое пятно.
– Единорог, – произнесла я.
– Единорог. Он находится в Итаке.
– Папа знал? – спросила я. – Он это видел?
Я кивнула на осколок.
Джейн печально на меня посмотрела.
– Хотелось бы мне знать ответ на этот вопрос, – сказала она.
Джейн встала и взяла чемодан в руки.
– Мне нужно идти, – сообщила она и направилась к двери на противоположной стороне комнаты.
– Подождите, – окликнула ее я. – Одну секунду.
Джейн остановилась.
– Это значит, что единорог находится у кого-то? То есть его поймали? Так ведь? Единорог еще жив? Он в порядке?
Ее лицо ничего не выражало, когда она смотрела на меня, а мои вопросы отскакивали от нее, как рисовые зернышки. Наконец я спросила ее, медленно проговаривая слова:
– Вы собираетесь продать единорога?
– Нам, вероятно, снова понадобится твоя помощь, причем очень скоро, – проигнорировала вопрос она.
Через минуту Джейн ушла, и кто-то надел мне на голову мешок.
Пока я ехала в темноте на заднем сиденье седана, все мелкие сомнения моей жизни вдруг стали казаться незначительными. Я ощутила, пусть всего и на мгновение, присутствие чего-то непостижимо огромного – словно целый океан поднялся и обрушился на меня одной бесконечной волной.
Единорог.
На несколько секунд я побывала в его шкуре, почувствовала тяжесть и мудрость миллионов лет. Старше этого существа не было ничего в мире. Его мысли полнились воспоминаниями, будто целый лес, нетронутым тянувшийся до самого начала времен. Это существо, необузданное, дикое и безупречное, никому не принадлежало, разве что земле, лунному свету и сотням ледниковых периодов, которые оно пережило.
Если уж на то пошло, это мы принадлежали ему.
Единорог был первообразом, все остальное – лишь его тенью.
В темноте мешка ко мне пришло видение. Руки, держащиеся друг за друга, тянущиеся сквозь века. Отцы, сыновья, дочери, матери; сокольничие, ветеринары и многие другие. Гирканская династия, берущая свое начало от девочки на поляне и осколка рога, горящего в ране в ее груди: он стал ее частью, частью всех нас. Живая цепь историй, борьбы и мудрости, вплетающаяся в ткань мироздания. И все эти жизни вели ко мне, безумно болтающейся во тьме ненаписанного времени. Я ощущала все те жизни, которые были до меня, точно так же, как и самого единорога. Чувство было то же самое, только оно исходило не извне. На секунду мне показалось, что я готова ко всему, ожидающему меня впереди.
А потом все эти жизни пропали так же внезапно, как и появились. Мою руку больше никто не держал. Прошлое казалось таким же далеким, как самая холодная звезда на небосводе. Осталась только я, а где-то далеко-далеко находился единорог.
То ли было это, то ли не было…
Восемь лет назад что-то пробудилось.
Именно тогда Горацио начал собирать свой зверинец, а сейчас где-то в Итаке бродил единорог.
И возможно, из-за этого умер мой отец.
Водитель высадил меня у дома. Была ночь. Я стояла на улице, наблюдая, как он отъезжает, и задавалась вопросом, что мне теперь делать с тем, что я узнала.
Внезапно, стоя в тишине, вдыхая прохладный воздух, я почувствовала себя маленькой девочкой, которая совершила глупость. Меня затошнило, но в то же время восприятие было четким. До того как я прикоснулась к осколку, он был всего лишь очередной зацепкой. Теперь же он был доказательством – доказательством того, что самое редкое и ценное создание, когда-либо ходившее по земле, бродило сейчас где-то в северной части штата Нью-Йорк. И я только что предоставила это доказательство семье, которая контролировала мировой рынок мифических существ.
Я совершила огромную ошибку.
Когда я с телефоном в руке пробежала мимо Зорро, направляясь в свою комнату, он окинул меня вопросительным взглядом.
– Уже довольно поздно, – заметил Себастьян после четырех мучительно долгих гудков.
– Мне нужно в Итаку, – выпалила я. – Не могу объяснить зачем, но мне позарез надо туда именно сейчас. Ты можешь мне помочь?