— Хм, действительно странно, — согласилась Лебедева, — и что мне теперь делать?
— Думаю, лучшее, что в твоих силах — расспросить его, или любыми другими способами добыть инфу, которая у него есть на нашу семью.
— Ты так говоришь, будто это просто, как два пальца об асфальт, — полувозмущенно пробормотала девушка.
— Я знаю, что это непросто, но ты же умница, ведь так? — лукаво улыбнулся я, понимая, что играю не просто с её самолюбием, а с огнём.
— Конечно, так, — без тени смущения вдруг ответила она, порядком меня удивив, — мне уже давно надоело сидеть и бездействовать, просто боюсь немного себя раскрыть… — говорила она как-будто самой себе.
— Ничего не бойся. В общем, я сейчас выйду и подойду к твоему окну, чтобы особо подозрений не вызывать, — не совсем уверенный в том, что меня слышат, сказал я.
— Не стóит, я же попытаюсь с ним поговорить сейчас… — всё так же задумчиво ответила она.
— Ладно, позвони тогда, удачи, — взявшись за ручку входной двери, произнес я.
— Ладно. — И дверь за мной захлопнулась.
Немного подумав, я решил отправиться в ближайшую кафешку. Конечно, можно было бы забить на всё это дело с дядей Эмилии, но, во-первых, мне было довольно любопытно, что же она узнает, а во-вторых, я все-таки планировал вернуться в уютную комнату девушки. Вечером я, конечно, пойду на танцы, а потом, наверное, как-нибудь вернусь домой, но сейчас… Почему-то всё больше возникает желание проводить время с Лебедевой, и дело тут не только в домике у реки, старике и отце. Себе-то можно признаться, что меня тянет к ней, тянет раздразнивать и одновременно заботиться о ней, и даже просто лежать на тесной кровати в обнимку. И если бы я понял точно, что это взаимно, то бросил бы к чертям и отца, и дом, и всё, что связывает меня с мафией (хотя от этого гордого названия остались лишь обрывки былой славы).
Кафешка, а точнее, кофейня, нашлась минут через десять блуждания по незнакомому району. Тут мой живот протестующе завыл, намекая, что хочет нормальной еды. И правда, уже ведь около одиннадцати дня, а в последний раз я ел ночью у Эми печенюшки с тем же чаем. Однако, ассортимент «Кофейного уюта» приятно меня удивил наличием вполне съедобных сэндвичей, которые я приобрел в количестве две штуки, добавив ко всему этому большое американо без молока, дабы взбодриться. Не успел я положить стандартные три сахара и немного корицы в кофе, как в кармане зажужжал сотовый.
«Это фиаско» — сообщало сообщение от Лебедевой, заставившее меня подавиться бутербродом. Как так-то? Я был почти уверен, что хоть что-то, но она узнает. Видимо, всё пошло не по плану (если последний вообще имелся).
По-быстрому расправившись с сэндвичем и американо, я закинул второй бутер в рюкзак и бодро направился к знакомому подъезду. Немного поразмыслив, я определил нужное окно, радуясь, что одноклассница живёт на первом этаже, и легонько постучал по решеткам, находящимся на нём. Девушка появилась почти сразу, бесшумно открыла окно и створки решёток, немного поежилась от резкого холодного воздуха и с грустью сообщила уже известное:
— Это фиаско.
— Что случилось? — начиная беспокоиться, спросил я.
Попутно я протянул в окно свои вещи и подумал, как бы удобнее забраться в окно. Оно находилось не слишком высоко, и можно было бы забраться даже с помощью одних только решеток, но небольшой выступ на доме даже облегчил мне это дело. Спустя несколько минут я закрыл решетки и окно, предусмотрительно засунул пальто в шкаф, а обувь под кровать. Следы на подоконнике и на полу вытер с помощью салфеток, которыми молча снабдила меня Лебедева. Всё это время она продолжала угрюмо отмалчиваться, заставляя меня немного нервничать. В итоге уселся рядом с ней на кровать и требовательно смотрел прямо в глаза.
— Он накричал на меня… Снова, — как-то растерянно произнесла она, из чего я сделал вывод, что крики в их семье встречаются нечасто. — Он накричал… из-за того, что я его хотела обмануть и из-за тебя. А когда я попыталась спросить, что с тобой не так, он снова начал кричать… Запретил с тобой общаться… Наверное, знает, что ты из семьи мафиози.
Обрывки рассказа Эмилии как-будто наносили острые ножевые ранения где-то внутри, беспорядочно и жестоко. Я зажмурился и невольно сжал кулаки, пытаясь унять тупую злость внутри себя. На программиста, на отца, даже на себя.