Почему люди – в нормальных, капиталистических странах – становятся бизнесменами? Не только ради «златого тельца»! У них, очевидно, есть потребность заниматься собственным делом, вкладывать в него творческие силы, планировать, жить активной жизнью, полной риска и борьбы. Хорошими бизнесменами часто становятся люди азартные, даже склонные к авантюрам. Советская власть забыла о таких свойствах и потребностях человеческой натуры. Вернее, она их отрицала, осуждала, преследовала. На словах. Мы знаем, что на деле сама эта власть, ее деятели, запросто перекладывали в свои карманы то, что принадлежало государству, народу. Что из этого вышло, мы тоже теперь знаем. А тогда… Тогда любой, кто хотел заниматься бизнесом, любой, кто жаждал некоторой деловой самостоятельности, рано или поздно становился мошенником.
Да, в странном мире мы жили и странную жизнь вели… Она постепенно уродовала души и делала зыбкими, нечеткими представления о том, что хорошо, что плохо.
Никто из таких людей, каким был дядя Юра, не залез бы в чужую квартиру или в чужой карман, Боже сохрани! Но урвать хоть что-то у советского государства, которое тебя непрерывно обманывает, – какое же это воровство! Ведь пирожные, торты, печенья и прочие вкусности подпольные бизнесмены продавали тем же советским людям за те же деньги, что и в государственных магазинах.
Дядя Юра, понятное дело, и свою семью не обижал. Уж в этом доме я сладостей наедался вволю. И домой приносил.
Работал дядя Юра в Ташкенте, значит, то и дело бывал в отъезде. И хотя дом их выглядел, как полная чаша, для тети Марии он был пуст: часто, слишком часто она чувствовала себя одинокой. А еще – постоянная тревога, страх, напряжение. Ведь поймают – не жди пощады. Нет, Мария, в отличие от мужа, не была азартным бизнесменом!
Вот, мне кажется, одна из причин дружбы двух этих женщин: обе не были счастливы. И той, и другой было на что пожаловаться, в чем признаться подруге. Обеим отрадно было почувствовать, что рядом есть близкая душа.
Заходишь, бывало, вернувшись из школы, на кухню. Мама крутится возле пышущей жаром плиты. Но бурлят и кипят не только ее супы и пловы – мама тоже в раскаленном состоянии. Сразу замечаю это по ее голосу, по слишком стремительным движениям. Значит, снова что-то произошло. Да и я слышал рано утром из их спальни голос отца – не голос, а гавканье.
Подав мне тарелку, мама выбегает из кухни, на ходу обтирая руки передником. «Ешь, я сейчас…» И вот уже доносится до меня из зала ее негромкий голос. Ну, конечно же, звонит Марии, кому же еще? Кому может она, улучив минутку, хоть по телефону рассказать об очередной ссоре?
В Америке женщины ходят к психотерапевтам не только за медицинской помощью. Известно, что сам разговор с понимающим, сочувствующим человеком приносит облегчение и пользу.
Мама возвращается на кухню с посветлевшим лицом. «Ну, как, поел? Добавки хочешь? Да, тетя Мария говорит, у Эдика что-то опять с уроками. Может, сходим вместе?»
Ага, – догадываюсь я, дядя Юра, значит, не приехал, тетя Мария опять волнуется.
Мушеевы щедры не только душевно. Они знают, как мы живем, как беспечен и эгоистичен отец. У мамы часто денег не хватало от получки до получки. И она бежала к Мушеевым – «перехватить» на неделю-другую.
– Что бы я без них делала? – говаривала она.
Мама-то знала, как редко в нашем жестоком мире встречается настоящая доброта. А мне, вероятно, поддержка Мушеевых казалась делом вполне естественным. Они же богатые, а нам так трудно живется!
Не то чтобы я всегда думал об этом. Богатство в доме Мушеевых не было таким уж кричащим. Но случалось, что я остро завидовал мушеевским мальчишкам. И это противное, болезненное ощущение помню до сих пор.
Приближается праздник. Дядя Юра дает какие-то поручения тете Марии (он заехал ненадолго в Чирчик и снова собирается уезжать).
– Да, – вспоминает он, – а подарки детям? Ну что ж, ребята… – Он подходит к вешалке в прихожей, где висят его уличные брюки, засовывает руку в карман и вынимает несколько новеньких, хрустящих ассигнаций. Вертит их между пальцами, будто поддразнивая детей, потом протягивает Эдику и Серёге. – Берите, расходуйте… Купите, что сами захотите!
И вот тут меня охватывает это тяжелое и постыдное чувство зависти, собственной обделенности. Нет, еще сложнее. Я словно отброшен куда-то далеко-далеко от этой семьи с ее благополучием.
У меня другая судьба, другое положение в мире, которого мои друзья, Эдик и Серёга, не ощущают, не знают, просто не понимают.
Но случалось это редко. Обычно я чувствовал себя у Мушеевых, как в родной семье.
Обедаем. Едим плов из одной тарелки. Самый младший, Саша, сидит на коленях у матери. Он широко, как птенец, открывает рот, тетя Мария вкладывает в него плов (в отличие от птицы не клювом, а рукой) и птенец сочно чавкает.