О том, например, что сижу в этом зале в последний раз. Ну, приду, конечно, на выпускной вечер, но вот ученика Юабова больше тут не будет. И в моем классе – тоже. Интересно, догадаются ли те, кто будет сидеть за моей партой, что за инициалы я на ней выцарапал? Р. К. – это Робинзон Крузо. А рядом – мои собственные, В. Ю., но очень затейливо сплетенные, сразу и не поймешь. То, взглянув на учителей (они уже немного устали и отвлекались, даже перешептывались), я думал: эти-то хоть свои. А в институте – там совсем будут чужие, незнакомые. И мне становилось страшно.
Институт… Эту дорожку я наметил еще два года назад, потому и оказался в девятом классе. Ведь если не хочешь учиться в высшей школе, к чему заканчивать десятилетку?
Так, по крайней мере, считали некоторые мои друзья, которые после восьмого выбрали профессиональное обучение, а то и сразу начали работать. Рустик Зинединов, например, пошел на стройку, где работал его отец. Несколько ребят поступили в технические школы учиться на слесарей, токарей.
Чем займутся мои кузены Ильюша и Яша Шааковы, понятно было уже давно. Их отец, дядя Миша, шофер, дело свое знал и любил, вообще был помешан на всякой технике. Сыновья пошли в него. У дяди Миши была собственная машина – старая «Победа», серая, с покатым задом. Ухаживали за ней, как вряд ли ухаживают за президентским лимузином. Когда, бывало, ни придешь к Шааковым, из-под машины торчат чьи-нибудь ноги: то дяди-Мишины, то дяди-Мишины и кого-то из мальчишек, то Яшкины или Ильюшины. Если нет их под машиной – значит, стоят, откинув капот и копаются в проводах и прочих внутренностях. И звенят ли они инструментами, лежа под машиной на спинах, или колдуют под капотом – непрерывно идет обсуждение очередной технической проблемы, так и сыплются один за другим термины и словечки, которые в ходу у водителей.
Закончив восьмой класс, мои кузены без дополнительной подготовки стали работать водителями. Кстати, когда братьев призвали в армию, любимое дело их тоже выручило: вместо того чтобы рыть траншеи и заниматься строевой подготовкой, знай возили себе офицеров-начальничков да ухаживали за машиной.
Совсем по-иному, но тоже задолго до окончания школы, наметилось будущее Бори, сына дяди Авнера. Музыкальная одаренность была его наследством, двойным – от деда и от отца. Борька на скрипке начал играть с семи лет, в музыкальной школе учился, выступал с концертами и участвовал в международных конкурсах, недавно занял первое место на республиканском. После восьмого класса он вообще перешел в музыкальное училище, уже два года там проучился, а еще через два года ждала его консерватория.
Вот как бывает с людьми, когда у них есть талант, думал я иногда. Не без зависти. А я? Мы же с Борькой родственники, двоюродные. Что бы и мне так же любить музыку! Учился ведь и я в музыкальной школе. Так нет, бросил, как мама ни просила.
Получить высшее образование – вот и все, чего мне определенно хотелось. Но чему учиться? Какую профессию выбрать? Тут в моей голове царила такая неразбериха… Желания переплетались, кипели, сменяли друг друга, и ни на одном из них я никак не мог остановиться.
Кем только я не видел себя в годы детства! Первая сладостная мечта – я машинист строительного крана. Сижу высоко-высоко… Впрочем, я об этом уже даже писал. Скелет динозавра, привезенный в Чирчик, – это я знаменитый палеонтолог… Или археолог… Увлечение историей, интерес к ней, был уже не таким детским, его поддерживало чтение, его не смог убить даже злобный Гэ Вэ со своими занудными уроками.
Однако беда была не столько в том, что мои интересы и планы сменялись, что я колебался, сомневался, завидовал товарищам, уже что-то выбравшим, и слабодушно спрашивал себя: а не податься ли и мне в танковое? Самые большие трудности подбрасывала жизнь. Она, как говаривал герой знаменитой книги Остап Бендер, диктовала нам свои суровые законы.
Во-первых, я был еврейским мальчиком, принадлежал к еврейской общине, значит, в какой-то мере рос под влиянием ее традиций.
Уже ставши взрослым, я читал о том, что в одесских еврейских семьях было в свое время что-то вроде помешательства: их дети непременно должны были стать музыкантами! Как это ни странно, самые блистательные евреи-музыканты действительно были родом из Одессы. Благодаря ли этой мании или, наоборот, мания возникла из-за появления нескольких вундеркиндов – не в этом дело. Я думаю о другом: сколько сломали судеб, насильно делая профессиональными музыкантами детей, ненавидящих музыку?
У бухарских евреев такого фанатизма, к счастью, не было. Музыке учили детей многие, но музыкантами, как Борька, становились те, кто к этому стремился. Однако и в нашем мирке хватало своих пристрастий и, наоборот, предубеждений. Я не осуждаю – многие из них были горькими плодами многовековой борьбы за выживание. Но…