Я думал, что Нина Алексеевна не особо будет рада мне, но ошибся. Она искренне улыбалась, не задавала лишних вопросов, и мы легко болтали обо всём.
Пока Вика собирала сына, Нина Алексеевна благодарила меня за Аню, за помощь, за Вику. Я не сделал ничего сверхъестественного, я просто любил Вику и для неё мог весь мир перевернуть. Уверен, Вика слышала наш разговор и про отца, потому что глаза были на мокром месте. Раньше она никогда не плакала, только смеялась ярко и заразительно.
Дома Вики и мамы находились рядом, поэтому мы быстро добрались. Вытаскивая из багажника подарки, выслушал, что скоро надо будет покупать квартиру для игрушек. Я выразительно посмотрел на малышку, после чего она правильно поняв намёк:
— Нет, нет, нет. Я пошутила, Тима.
Я усмехнулся, таща всё в дом.
— Папа, а где ты был? — в сто пятьдесят десятый раз спросил сын, рассматривая подарки.
— Работал, Руслан, — смеюсь.
— Но почему так долго? Я думал, ты больше не приедешь.
— Малыш, — привлекаю всё внимание к себе. — Я никогда не брошу ни тебя, ни маму. Да, я иногда много работаю, но я всегда вернусь.
— Обещаешь? — по-детски спрашивает малыш.
— Обещаю, — да, я не даю громких обещаний, но я буду делать всё, чтобы ввернуться к ним.
Еле уложив малыша, переполненного эмоциями, я иду к Вике. Она смиренно ждала на кухне. Войдя, увидел, как она подозрительно поправила футболку, облокотившись на столешницу.
Я в два шага оказался рядом, а малышка выставила руки вперёд, слегка притормаживая меня.
— Тихо, — спокойно говорит, а я уже смотрю на проявившиеся синяки на месте хвата уёбка Сёмина.
— Я, — низко рычу. — Уничтожу его. Убью.
— Не надо, — также спокойно говорит Вика, нежно проводя рукой по моей щеке.
— Убью, — всё также рычу, стоя на своём. Уверен, в моих глазах ярость и огонь, а в её — омуты спокойствия, в которых я тону. Самому себе я не боюсь признаться какую власть она имеет надо мной. Только она одна. И я вижу по её глазам, что она знает это, но никогда не воспользуется.
Вика встаёт на носочки, и тянется к моим губам, а кто я такой, чтобы отказывать. В секунду наш поцелуй становится горячим и страстным. В этот раз никто из нас себя не сдерживает. Она соскучилась по мне так же сильно, как и я. Судорожно расстёгивает рубашку, пока я одним махом оставляю её без домашней футболки в охренительном кружевном бюстгальтере. Целую грудь, те самые хрупкие плечи, шею, пока Вика запрокидывает голову, прижимая меня сильнее. Возвращаюсь к губам, пока руки шарят по её телу. Хочу зацеловать, чтоб знали, что она не одна. Привычно подхватываю Вику, а она обхватывает торс ногами.
Кладу на простыни и пытаюсь отстраниться, но Вика не отпускает.
— Можешь смеяться, но у меня нет резинки, — я не знаю каким образом, но я её забыл в машине. В разъездах презервативы мне не нужны были, поэтому бросил в бардачок новые. Как раз в последний раз у нас закончились.
— Всю использовал в своей командировке? — шутит Вика, а я шлёпаю её по заднице.
— Если ты не забыла, то они закончились в прошлый раз. А новые валяются в машине.
— Блин, свои, я к сожалению, тоже использовала, — снова шутит. Она что, довести меня хочет, чтобы я любил её тут всю ночь? Это и так было в моих планах.
Рычу и снова впиваюсь в губы, сжимая в руках многострадальную задницу, а Вика стонет.
— Не смей даже шутить так, — серьёзно говорю я. — Я сразу убью его, поняла меня?
— Поняла, — смеётся, притягивая меня для новых поцелуев.
— Вик, Вик, мы если сейчас прям не остановимся, то я уже через минуту за себя не ручаюсь.
— Я за себя уже не ручаюсь, — мурчит моя девочка. — Одного я от тебя уже родила и против второго не буду. Хрен с ней с резинкой.
— Ты серьёзно? — нет, я догадывался, что она ко мне испытывает, но не думал, что настолько.
— Да, Бесоев, да. Если ты сейчас же не продолжишь, то я начну шутить. Хочешь? — испытующе смотрит. — О каком-нибудь ухажёре.
Больше не слушаю её, затыкая рот поцелуем, клеймя. Моя. Только моя.
Снимаю оставшуюся одежду, входя в неё резко, заполняя во всю длину. Вика выгибается в спине, как кошка. Целую везде, где хочу, а малышка отзывается на каждую ласку, едва сдерживая стоны, чтобы не разбудить Руслана.
— Моя, — целуя и посасывая грудь, рычу. Прокладываю дорожку поцелуев до уха. — Моя.
Перед тем, как закончить, всё же выхожу из неё. Я хотел бы много детей от неё, но и за одного боюсь, что я и озвучиваю. Вика привычно не обижается, смиряясь с тем, что отец её сына — долбонос конченый.