— Не смей, — повышаю я голос. — Ты слышишь меня? Ты мне нужна, маме нужна.
— А себе уже нет, — так спокойно говорит обо всём.
— Анют, послушай меня. Мы все люди, все мы ошибаемся, потому что живём в первый раз. Ты оступилась, натворила делов, но всё решилось. Пока жива, можно всё исправить. Я понимаю твою боль, пусть и не так хорошо, но жизнь не закончилась. Ты сама вспомни, когда папа… — слёзы градом катятся, словно я снова вернулась на полтора года назад. — Он знал, что осталось недолго, но он жил. Каждую секунду яростно жил. Ему даже удавалось заставить нас забыть о его болезни, которая сжирала его. У тебя ещё всё впереди, сестрёнка. Да, иногда жизнь идёт на по нашему плану, постоянно вносит свои коррективы. Но она идёт, Анют. Ты же боец, как папа. Ты всегда была в него.
— Кажется, в какой-то момент ты стала взрослее меня, — тоже сквозь слёзы смеётся она. Да, жизнь в последние пару лет не балует.
— Я буду ходить по пятам, клянусь, но ты будешь счастливой.
— О боже, по пятам — это прям как в детстве, — конечно же, я всегда бегала за старшей сестрой и её подружками. — Не смей рассказывать Антону, думаю, он и так себя винит.
Винит. Помню наш разговор. Теперь мне становится понятно, почему ей было плевать, когда Антон пришёл к ней в больницу. Она просто устала. Да, подставлять его было подло, но теперь я понимаю, что и она была в какой-то степени заложником ситуации. Никто от хорошей жизни не скатывается в яму, всегда есть какие-то вводные, и сегодня я в этом убедилась ещё раз. Конечно, выбор есть всегда, и Нюта выбрала такой путь сама. Возможно, и наша доля вины была в том, что не доглядели. Но сейчас я вижу раскаявшегося человека, который осознал свою вину и свои ошибки.
— Нют, обещай, что будешь счастливой. Ты никогда не сдавалась, — напоминаю. Аня всегда была упрямой и шла до конца. — Ради папы, мамы, меня. Обещай.
— Обещаю, — сдаётся. — Знаешь, я поделилась, и легче стало.
— Сразу надо было.
— Не до того было. У тебя тогда тоже горе было, Руська, мама. Я же не могла помочь ничем, всё на тебя свалилось.
— А Антон? Ты его любишь? — всё же спрашиваю.
Аня знает ответ, но всё же думает. Думает сказать мне или нет.
— Я люблю его и всегда буду любить, но дальше нам не по пути, — заверяет Аня. — Мы и так всегда были разными, а сейчас преград стало ещё больше. У меня своя потеря — нашего ребёнка, а у него — меня, ну, и тоже ребёнка. Просто он не знает.
Помолчав с минуту, Аня договаривает:
— Хотя нет, 1:1. Я уже вряд ли похожу на потерю, — смеётся, хоть и не до смеха нам обеим. — В общем, у нас разные пути.
Ане виднее, возможно, она и права. Они оба потеряли, но прошли разные пути. Аня выбрала его сама, а Тоша попал случайно, но я знаю, что он не ненавидит её.
— Знаешь, — смотря в одну точку, усмехается Аня. — Он когда в клинику приехал, смотрел на меня долго, словно что-то взвешивал. И что-то явно перевесило.
— Он просил передать, что если будет нужна помощь, он всегда на связи. И он тебя не ненавидит.
— Я рада.
И снова тишина.
— Я скучала по тебе, — признаюсь я.
— Точно перепила, — ржёт сестра, и мы обнимаемся.
Уже ближе к часу ночи расходимся по комнатам.
Спустя неделю мои нервные клетки закончились, и я живу на автономных, видимо. Правда, это происходит, пока я не вижу Тимура в ресторане за столом, беседующим с какой-то барышней.
Ревность? Нет. Это не злость и не ненависть. Это какое-то разочарование что ли. Пока я себя изводила днями и ночами, у него всё прекрасно.
Тимур врезается в меня взглядом, но никак не реагирует. Я тоже выше всех этих разборок, поэтому просто выхожу из ресторана, садясь в машину. Мне даже плакать не хочется, поэтому я начинаю дико смеяться. Еду сразу домой, играя в шашки на дороге и проскакивая все красные, в надежде оторваться от его охраны. Около дома телефон зверски вибрирует, но мне зверски пофиг. Я месяц обрывала его провода, но ему было безразлично.
Снимаю все украшения, подаренные Тимуром. Снова накрывает дикая истерика, и я смеюсь так сильно и громко, что, думаю, соседи вызовут дурку. Что ж, Аня была права. Нервный срыв собственной персоной. Проходите, чувствуйте себя, как дома. Выпиваю залпом бокал коньяка Тимура, который стоял с прошлого раза, а потом швыряю бутылку в стену. Она разлетается на тысячи осколков, как и моё сердце сегодня. А жаль бутылку, красивая была, да и коньяк вкусный.
Сижу на полу, сложив голову на колени, пытаясь успокоиться. Подышала на счёт, выпила водички, собрала ногой пару осколков. Немного помогло. И снова этот чёртов телефон.
— Да? — кричу я в трубку.