— Вот я и подумал, товарищ президент… может быть, сослаться на вашу занятость и отказать? В конце концов, завтра же юбилей…
— Нет, товарищ Эрнандес, так не пойдет, — покачал головой Кастро. — Раз уж он пришел — придется принять. А юбилей… да что юбилей? В конце концов, это ведь даже не государственный праздник.
— Но ведь это годовщина вашего первого избрания на высший государственный пост! — благоговейным тоном воскликнул Мигель.
— И что же? — скромно улыбнулся Фидель. — Конечно, я несказанно горд оказанным мне доверием — но почему эту дату должна праздновать вся страна?
— Потому что народ вас искренне любит, товарищ президент, — ответил секретарь.
Кастро хотел возразить, но тут же передумал. Что ни говори, а народ его действительно любил. Иначе не переизбирал бы снова и снова.
— И все же, товарищ Эрнандес, — строго сказал Фидель, — нехорошо заставлять посетителя ждать. Он такой же гражданин, как и мы с вами. Зовите.
Профессор Хосе Родригес ждать себя не заставил, буквально ворвавшись в кабинет через пять секунд после ухода Мигеля. Несмотря на внешнее спокойствие, его явно сотрясала клокочущая ярость.
— Здравствуйте, господин президент, — сухо поздоровался Родригес с Фиделем.
— Я вам не «господин», — покачал головой Кастро. — «Господин» — это обращение слуги к хозяину. А я вам не хозяин.
— «Господин» — это уважительное обращение равного к равному, — возразил профессор, по-прежнему с трудом подавляя свои бурлящие чувства.
— Для уважительного обращения равного к равному, — не согласился Фидель, — существует слово «товарищ». Называйте меня «товарищ президент». Или «товарищ Кастро».
— Вы мне не товарищ, — презрительно фыркнул Родригес. — Называйте так своих лакеев.
— Хорошо, — примирительным тоном произнес президент, — давайте использовать слово «гражданин». Итак, гражданин Родригес, в чем состоит цель вашего сегодняшнего визита?
— Я полагаю, гражданин Кастро, вы и сами это прекрасно знаете, — с ненавистью в голосе сказал профессор. — Речь идет о вчерашней демонстрации Народного Союза на восточной окраине столицы, разогнанной силами полиции. И не вздумайте утверждать, что вам об этом ничего не известно!
— Отчего же, известно, — усмехнулся Фидель. — Собственно говоря, именно я и приказал ее разогнать.
— А на каком основании?! — завопил Родригес.
— На очень простом, — спокойно ответил президент. — Демонстрация не была санкционирована, демонстранты мешали дорожному движению, общественный порядок был нарушен. Вот и пришлось задействовать полицию.
— А почему демонстрация не была санкционирована? — с некоторым ехидством спросил профессор. — Ведь Народный Союз обратился в органы внутренних дел за разрешением еще две недели назад.
— Потому что Народный Союз, — по-прежнему спокойно ответил Фидель, — не является легитимной политической организацией. Вам же известно, гражданин Родригес, что правые партии у нас в стране запрещены.
— Но ведь это совершенно недемократично! — воздел руки к небу Родригес. — Это возмутительно! Это несовместимо со свободой и правами человека!
— Запрет правых партий, — пожал плечами Кастро, — возник не на пустом месте. Вспомните хотя бы фалангистов…
— Да, это точно фалангисты, — сказал Рауль Кастро, опустив бинокль.
Действительно, неведомым врагом, вставшим на пути триумфального шествия Повстанческой армии, были именно ветераны испанской Гражданской войны.
— Черт побери, — вздохнул Фидель. — Я-то думал, они все давно умерли от старости…
Конечно же, командующий повстанцев несколько преувеличивал — в конце концов, отряды испанских фалангистов под командованием генерала Франсиско Франко появились на Кубе только двадцать лет назад, когда их окончательно разбили республиканцы. Не в силах смириться с поражением, франкисты пересекли океан и приехали сюда по приглашению диктатора Батисты, который оказался весьма гостеприимным хозяином.
— Я знал, что они и до сих пор продолжают регулярно встречаться в своих клубах ветеранов, — задумчиво сказал Че Гевара. — Но я и подумать не мог, что они сохранили некое подобие воинской организации с достаточно жесткой дисциплиной.
— Как видишь, сохранили, — снова вздохнул Фидель.
Бой только начался, но уже было ясно, что легкой победы революционерам не видать.
— Фалангисты, гражданин Кастро, — гневно отмахнулся от президента Родригес, — давно уже отправились на свалку истории! Почему нынешние партии правого толка должны расплачиваться за грехи политических деятелей прошлого?