Но за последнее столетие произошло несколько обвалов, и до замка Белого Рога теперь можно было добраться только по воздуху, а люди ни летать не научились, ни дорогу не замостили. Оттого две последние принцессы дожили до глубокой старости, так и не дождавшись никакого спасителя, и этот факт меня несколько огорчает. Возможно, принцессы были некрасивыми и противными, и ради них никто не стал стараться именно поэтому, но легче от этого не становится.
Впрочем, у меня в рукаве припрятана козырная карта, которую я собираюсь разыграть немного позже. Мы с Сильвией решили, что дракону тогда неминуемо придётся меня отпустить. Но с моим-то везением, ох… Что, если дракон скажет: «Конечно, ты можешь идти, но только домой добирайся, пожалуйста, самостоятельно»? И кормить откажется. Буду, как крыса, жить в тёмном углу и утаскивать крохи со стола новой принцессы. А по ночам стану в тоске выть на луну в надежде на прекрасного (или хоть какого уже) спасителя.
Но может, камней и украшений у дракона так много, что можно вымостить ими себе дорогу на волю, засыпав глубокие пропасти? Поживём — увидим.
Я решаю, что лучше мне не заглядывать далеко наперёд, потому что всё равно неясно, что да как будет. Пытаясь вообразить, что может случиться, я только выдумываю лишние страхи, а ведь всё может пойти совсем не так, всё может оказаться ещё хуже…
Нет, хватит. Сейчас лучше сосредоточиться на том, чтобы благополучно дойти во главе процессии до вершины холма — оттуда, если верить отцу, меня и должен забрать дракон. Ещё некоторое время придётся вести себя самым лучшим образом, как и полагается благовоспитанной принцессе. Тут уж придётся постараться, но, без сомнений, я справлюсь. А что делать дальше, подумаю позже.
За спиной сердито пыхтит отец. Он тащит окованную бронзой шкатулку с белым рогом, не доверяя её никому из свиты (по справедливости, шкатулку стоило бы назвать сундучком). И хотя моего отца никак нельзя назвать старым или слабым, но эта ноша тяжела даже для него. Да и путь наш неблизок, и, пожалуй, это первый на моей памяти раз, когда приходится добираться куда-то пешим ходом, а не в карете.
За отцом следуют все до единого придворные и работники дворца, даже новички-поварята, а замыкают процессию зеваки из ближайших и не очень окрестностей, возжелавшие увидеть церемонию прощания с принцессой. Их так много, что на дороге они не умещаются, идут по обочинам, топчут цветы. Когда я оборачиваюсь, то даже не могу разглядеть, где тают края толпы.
Дорога после этого дня, я думаю, больше уже не будет безупречно ровной.
Наконец мы оказываемся на месте. Дворцовые музыканты тут же располагаются полукругом и рождают заунывную мелодию, вгоняющую меня в тоску ещё больше. Псы, увязавшиеся за хозяевами, принимаются выть от такой музыки (я тоже хочу, но мне нельзя). Всё громче хнычут малыши. Отец, перекрикивая всех, читает по бумажке длинную речь, то и дело теряя нужную строку, и советники слева и справа указывают ему пальцами, с чего продолжить. Речь оказывается такой затянутой и запутанной, что меня даже слегка начинает клонить в сон, но по раздавшимся вокруг хлопкам становится понятно, что церемония прощания подошла к концу. Сон снимает как рукой.
Отец опускается на колено, вынимает из стоящей у ног шкатулки белый рог. Все замирают и притихают (кроме детей, конечно — вот уж кто не питает никакого уважения к происходящему).
Рог издает удивительно мощный звук, вызывая у меня неприятное шевеление в желудке. Толпа благоговейно ахает. Дети кричат: «Ещё, ещё!».
Мы ждём, но ничего не происходит.
Отец трубит в рог ещё раз и недовольно хмурится, затем почёсывает короткую бороду цвета пшеницы. Он всегда так делает, когда волнуется, и уже совсем не заметно, что не далее чем сегодня утром эту бороду расчёсывали и подстригали. Даже удивительно, что она ещё не облысела (впрочем, в пути руки отца были заняты шкатулкой, и это принесло свою пользу).
В толпе поднимается ропот. Ну а чего они ждали, путь от замка занимает время, дракон не смог бы появиться мгновенно. А ещё, может быть, — тоненьким голоском произносит моя надежда, — с ним что-то произошло и сегодня он не покажется.
— Летит! Глядите, вон там! Летит!