Аделаида, захлопнув и заперев дверь, протопала в кухню, где на плите в огромной чугунной (никакого тефлона она не признавала) сковороде томились под крышкой котлеты.
Кошка увязалась следом. Она обошла стол и запрыгнула на хозяйский табурет с мягкой подушечкой. Выгнув спинку, потянувшись и немного повозившись, она наконец-то устроилась и принялась сосредоточенно вылизывать лапку. Сильва была хороша и знала это…
– Какая ещё Сильва? – воскликнет Читатель. – Я теряю нить повествования…
– Дело в том, – вторит ему Автор. – Что Сильва – имя хозяйской кошечки, той, что свернулась калачиком на табуретке. Спрашиваете, почему? Всё очень просто. В тот день, когда Аделаида и Фёдор нашли маленького котёночка на лестничной клетке, они как раз возвращались из театра, куда жена (разумеется, не без некоторых усилий) затащила мужа, чтобы «выгулять» новое платье и серьги, подаренные ко дню рождения. В театре оперетты в тот вечер давали «Сильву». И Фёдор, слегка утомлённый громкой музыкой и мельтешением на сцене, воскликнул:
– Едрить… Вот так Сильва!..– На что котёночек поднял мордочку и мяукнул, просяще глядя на супружескую пару глазками-бусинками (какое сердце тут бы не дрогнуло). Не бросать же «ребёнка» на холодном каменном полу! Взяли в дом. А имя так и закрепилось.
Сильва, видя, что хозяйка нервничает, поспешила спрыгнуть на пол и потереться о голые ноги в тапках с помпончиками, выказывая свою привязанность и где-то даже любовь. Но Аделаида только шикнула на кошку, и та, обидевшись, гордо удалилась.
Не умевшая долго сердиться женщина, тут почему-то кипела, как чайник (не электрический, а обычный, эмалированный), который уже начинал подпрыгивать на конфорке. Конечно же, не Аким был причиной. Аделаиду мучило только одно: где её благоверный… Знала она Фёдора Петровича, или Федика, как сама его называла.
Федик питал слабость к женщинам. Ко всем – высоким статным и маленьким хрупким, полненьким и худеньким, смугленьким и светленьким, пышно- и плоскогрудым, длинноволосым, обладательницам роскошной копны волос и коротко стриженным. Он считал, что каждая из них удивительная и неповторимая, и, в очередной раз увлечённый дамой, включал свою «соловьиную песнь», целуя ручки и поедая глазами (впрочем, практически незаметно для посторонних): «Вы такая…такая…единственная…».
И вот в последнее время стал он частенько задерживаться, ссылаясь на смену руководства, бесконечные бумаги и отчёты. Жаловался на усталость, невозможность пообедать и прочее, и прочее. Но Аделаида знала, что на службе у Феди новая молодая сотрудница. Не завёл ли он опять интрижку… Хотя в глубине души она была убеждена, что её Федик никуда не денется, просто он – романтичная натура, да и куда ему деваться?!
И тут послышалось лязганье ключа в замочной скважине. Фёдор никогда не звонил, он любил отпирать дверь сам. Трудно сказать, почему. Вряд ли рассчитывал он таким сюрпризом спугнуть соперника. Хотя… кто его знает… Из коридора послышалось:
– Адушка! – Ответом ему было молчание.
– Лапу-у-у-ся! Рыбонька моя! (жену он называл Лапуся, а иногда просто Пуся). А чем это у нас так вкусно пахнет? – При этом Фёдор Петрович уже снял шапку, пальто, меховые ботинки и впрыгнул в домашние тапки.
Он был большим педантом и аккуратистом. Никогда не становился на пол даже в носках и даже дома (хотя у Аделаиды всегда был порядок – ни пылинки, ни соринки). Сняв один ботинок, он сразу надевал на ногу тапочек, балансируя на одной ноге, а затем то же проделывал со второй конечностью. Посему тапки должны были ровнёхонько стоять у половичка в прихожей. Если бы однажды он их там не нашёл, даже не спрашивайте… Это была бы катастрофа…
Прошлёпав на запах котлет и чувствуя, что супружница не в духе, Федя сразу же принял вид вселенской усталости и с тяжёлым вздохом опустился на табурет.
– Пожевать бы чего… Сегодня пообедать так и не дали. Новый начальник – зверь! Велел перепроверять цифры и графики за три месяца. Переводят на другой режим работы. Буду позже приходить… Аделюшка, солнышко, посмотри, кажется, сосуды в глазу лопнули.
Аделаида знала, что врёт он складно и потому слушала вполуха, а то и вовсе пропускала мимо ушей, но в зрачок глянула. Федя таращился, как мог, выпучивая глаз:
– Ну что там?.. Ох, как устал. Только спать, спать и спать… – Аделаида изумлённо приподняла бровки:
– Да что ты… И первое не будешь? У меня борщ. И котлеты с макаронами, – грохнула она сковородой.
– Разве одну, – промямлил Федик. Жена уже ловко расставляла столовые приборы. Фёдор ценил домашний уют и любил трапезничать за красиво накрытым столом. Кошечка тоже воротилась и, поскольку табурет уже был занят, вскочила на подоконник и принялась опять вылизываться.