Вот так вот запросто съесть курицу… не поднималась лапа. Кот вдруг вспомнил, как попал к Бабушке маленьким котёнком. Она подобрала его, пищащего и беспомощного, на улице. А точнее, в городском саду, в кустах, где он любовался цветком колокольчика.
Как он там очутился, припоминалось с трудом. Кажется, предыдущие хозяева просто выбросили котят. Где его братья и сёстры, он тоже мог представить смутно. А вот ему повезло, что уж говорить. Бабушку покорили его чистые голубые глазки и маленький носик. Она всю дорогу приговаривала:
– Бедняжка, какой же ты нечёсаный… И совсем один, такой кроха! Голодный, наверное…
С последним замечанием трудно было не согласиться. Женщина принесла его в дом, накормила, а он первое время только дрожал от страха и звал свою маму-кошку. Но вскоре понял, что теперь живёт в новом доме и надо осваиваться. Освоился он, правда, очень быстро. И зажили они с Бабушкой вдвоём.
Та в котёнке не чаяла души и, похоже, искренне полагала, что делает доброе дело. Кот не возражал. Бабушка вскоре подарила ему совершенно замечательную игрушку – мышонка.
Мышонок был, как настоящий, только крупнее. Пушистый, с носом пуговкой, полукруглыми большими ушками и прищуренными глазками. Казалось, он ухмыляется, глядя на Кота.
Котёнок попятился – нагловатая мордочка будто выражала всё, что думает мышиное племя о кошачьем. Взять в зубы игрушку, да и просто тронуть лапкой было боязно. Сцена встречи почему-то Бабушку тогда очень позабавила.
«Что взять с этих людей, – размышлял котёнок. – Что у них в голове? Но куда деваться, так уж устроена жизнь, что мы, коты, должны сосуществовать рядом с человеком. Иначе без нас он пропадёт».
Однако вскоре котёнок уже вовсю играл с мышью. Более того, он обожал игрушку, всюду таскался с мышонком, спал с ним в обнимку и доверял все свои кошачьи тайны. Мышонок стал его верным другом – во всём соглашался, никогда не спорил, не докучал и готов был играть, сколько котёнок пожелает.
Кот рос, совсем окреп и разнежился на Бабушкиной жилплощади. Из смешного неуклюжего малыша превратившись в серого пушистого красавца с выразительными глазами, вокруг одного из которых белело симпатичное пятнышко, придавая облику хозяина некую загадочность.
Вынырнув из сладко-сливочного облака воспоминаний, Кот вернулся к созерцанию куриной ножки. Почему-то он никак не мог сосредоточиться только на ней. Отвлекал портрет Бабушки.
«Выходит, Бабушка не успела пообедать. Но что случилось, куда она ушла?» – вопросы едва помещались в кошачьей голове.
– Есть или не есть? Вот в чём вопрос!.. – пропел Кот приятным бархатным тенором, скосив свои выразительные большие глаза к фотографии. Та молчала.
Не удивляйтесь, что Кот обладал музыкальным слухом и голосом. Они с Бабушкой вечерами частенько слушали концерты классической оперы по радио. К тому же у Бабушки имелся старенький проигрыватель. И хотя работал он неважно, но иногда хозяйка ставила какую-нибудь пластинку, и Кот замирал на коленях. В такт мелодии только изредка подрагивали усы, а на особо значимых пассажах оркестра Кот порою вскакивал и принимался хлопать лапой по Бабушкиной ноге.
– Куда, куда ты удалилась?.. – известное произведение, немного перефразированное и обращённое к хозяйскому портрету, составило второй номер кошачьего концерта. Ответа не последовало и в этот раз.
Кот искренне недоумевал, что происходит. Почему просто не взять и не стащить со стола аппетитную курицу. Кто его за это осудит? Разве сие действие не есть суть кошачьего организма? Почему его не слушается лапа, почему она замерла, не дойдя до блюда?
Кот сорвался с места и ринулся в прихожую, размышляя по дороге: «Видимо, мои когти затупились… Надо срочно их поточить!». Усердно поработав с когтеточкой, Кот вернулся, горделиво ступая, обратно в комнату. «Ну, курица, держись!» – словно говорил весь его облик. На этот раз он подбадривал себя арией Фигаро:
– Я скажу тебе без лести – / Ты способен воевать. / Так спеши на поле чести / Славы воинской иска-а-ать!
Взобравшись на стул, Кот постарался сосредоточиться полностью на обеде. Упершись передними лапами о столешницу и приняв тем самым начальственный вид, он буравил глазами содержимое тарелки. Затем простёр одну лапку вперёд, как бы изображая повелителя куриных ног и гипнотизёра посуды. Расправляя лапу и выпуская когти, а затем, подбирая их и сжимая пальцы в кошачий кулачок, «повелитель» сглотнул слюну. Какой-то звук привлёк его внимание – это фотография покачнулась на гвоздике, вбитом в стену. Лапа предательски задрожала, и Кот возопил: