Я надавил на кнопку звонка. Через секунду дверь открылась, и я оказался лицом к лицу с одной из трех красивейших женщин, каких видел в своей жизни.
Судя по улыбке, какими королевы милостиво дарят смиренных подданных, я должен был разинуть рот и задохнуться от благоговейного изумления. Она спросила:
– Вы что-то хотели?
Низкий грудной голос звучал тихо, не прерываемый вздохами.
Меня так и подмывало ответить: «Конечно. Мне нужны вы», но каким-то чудом я удержал эти слова на кончике языка.
Ей было лет восемнадцать. Высокая, статная. Кожа цвета тимьянового меда, который Вульфу присылают из Греции. Она явно чем-то очень гордилась, но не красотой. У женщины, гордящейся своей красотой, улыбка всего-навсего самодовольная.
И тем не менее не думаю, что я заикался, как ожидалось, когда ответил:
– Мне бы управляющего.
– Вы полицейский?
Если ей нравятся полицейские, надо скорее отвечать «да». Но вдруг она не испытывает к ним симпатии?
– Нет, – опроверг я предположение. – Я из газеты.
– Как мило! – Она повернулась и крикнула: – Папа, тут из газеты пришли! – Набрав силу, ее голос зазвучал еще волшебнее.
Девушка снова повернулась ко мне, грациозная, как большая кошка. Она стояла передо мной, сохраняя горделивую королевскую осанку и едва заметно улыбаясь, но теплые темные глаза изучали меня с таким любопытством, будто она никогда раньше не видела мужчин.
Черт, я прекрасно понимал, что нужно что-то сказать, но что? Разве только «выходите за меня замуж». Однако это было невозможно, поскольку мысль о том, что она станет мыть посуду и штопать носки, казалась нелепой. Опомнился я, только сообразив, что поставил ногу на порог, чтобы дверь нельзя было закрыть. И наваждение рассеялось: я всего лишь частный сыщик в погоне за клиентом.
Послышались шаги. Когда они приблизились, красавица отступила в сторону. В поле моего зрения появился мужчина, коренастый, широкоплечий, на пару дюймов ниже дочери, с широким приплюснутым носом и густыми бровями. Я шагнул за порог и представился:
– Моя фамилия Гудвин. Я из «Газетт». Хотел бы снять комнату. С окнами на улицу.
– Ступай, Мария, – бросил управляющий дочери, и она скрылась в темноте. Он повернулся ко мне: – Свободных комнат нет.
– Готов платить сто долларов в неделю, – не отставал я. – Мне заказали статью о том, как выглядит место преступления после трагического происшествия. Стану снимать людей, пришедших поглазеть на траншею. Из окна второго этажа я смогу наблюдать их под нужным углом.
– Я сказал, свободных комнат нет, – изрек он густым грубым голосом.
– Отселите кого-нибудь из жильцов. Двести долларов.
– Нет.
– Триста.
– Нет.
– Пятьсот.
– Вы сумасшедший. Нет.
– Я не сумасшедший. Это вы с ума сошли. От пятисот долларов нос воротите. Как ваше имя?
– Не ваше дело.
– Ой, да перестаньте! Я могу узнать его у соседей или у вон того копа. Что не так с вашим именем?
Он прищурил один глаз:
– С моим именем все так. Мое имя Сесар Перес. Я гражданин Соединенных Штатов Америки.
– Вот и я гражданин. Не сдадите ли мне комнату на неделю за пятьсот долларов, оплата вперед, наличными.
– Я сказал, – он жестикулировал так, что в движение приходили даже плечи, – нет комнаты! Этот человек там мертвый – плохо. Снимать людей из этого дома – нет. Даже если бы есть комната.
Я решил дать волю своей порывистости и идти напролом. Это был тот случай, когда поспешность оправдана, поскольку промедление опасно. Убойный отдел или окружная прокуратура, того и гляди, могли обнаружить, что Йигер был связан с домом. Я достал кое-что из кармана и протянул упрямцу:
– Разберете, что́ тут написано, при таком освещении?
Он и смотреть не стал:
– Что это такое?
– Лицензия. Я не журналист. Я частный детектив, расследую убийство Томаса Дж. Йигера.
Он снова прищурился, сунул мне обратно лицензию, набрал в грудь побольше воздуха и спросил:
– Вы не полицейский?
– Нет.
– Тогда убирайтесь отсюда. Убирайтесь из этого дома! Я уже трем полицейским сказал, что ничего не знаю про человека в яме. И один из них меня оскорбил. Убирайтесь!