Я вынужден был признать верным его взгляд на происходящее. Он заметил, что хотел бы выпить за этот смешной мир, и спросил, не желаю ли я присоединиться к нему, я ответил, что сделаю это с удовольствием. После того, как он вышел и принес все необходимое — шотландское виски и содовую для меня и кукурузную водку со льдом для себя — и мы выпили, он подошел к телефону и позвонил миссис Ирвин в «Приют Грантэма». Очевидно, он был там на хорошем счету. Он просто сказал ей, что был бы весьма благодарен, если бы она приняла его друга. Этого оказалось вполне достаточно. Она предпочла назначить встречу на утро. Затем мы еще побеседовали об этом смешном мире и выпили еще по бокалу.
Когда я вернулся домой, конференция уже была закончена и троица разошлась по домам. Вульф сидел за письменным столом, с очередной толстенной книгой в руках, которую, по его мнению, я тоже должен был прочесть — «Всеобщий мир через всемирный закон», написанную Гренвиллем Кларком и Луисом Б.Соном. Закончив абзац, он отложил фолиант и велел занести в ведомость выданные на расходы Саулу, Фреду и Орри деньги, по двести долларов каждому. Я подошел к сейфу, достал нашу бухгалтерию, сделал там соответствующие записи, затем положил ее на место, запер сейф и спросил Вульфа, нужно ли мне знать что-нибудь относительно заданий, которые он дал троице. Он сказал, что это может обождать, давая тем самым понять, что желает продолжать свое чтение, и спросил, как я справился со своим делом. Я ответил, что он не увидит меня утром, потому что я спозаранок отправлюсь в «Приют Грантэма».
— Теперь я зову Остина Бэйна Красавчиком, — поведал я шефу. — По-видимому, ему дали такую кличку, потому что он на дюйм выше шести футов, но точно не знаю. Считаю нужным доложить, что он противился, и мне пришлось на него нажать. Вчера, когда он звонил и представлялся будто болен, он врал. Никакой простуды у него не было. Он объяснил, что уже трижды присутствовал на этих званых ужинах и они ему осточертели, а ко мне он обратился лишь после того, как обзвонил пятерых приятелей, но не сумел их залучить. Мы пришли к соглашению: он помогает мне попасть в «Приют Грантэма», а я ничего не расскажу его тетушке о его симуляции. Он уверяет, что она умеет больно кусаться.
Вульф хрюкнул.
— Ничто не вызывает такую жалость, как мужчина, боящийся женщины. Он не хитрит?
— Не могу сказать. Возможно, он знал, что кто-то хотел убить Фэйт Ашер таким манером, чтобы это сошло за самоубийство, и желал, чтобы при этом присутствовал бдительный, умный и наблюдательный человек, а теперь рассчитывает, что я, с вашей помощью, конечно, разоблачу убийцу.
— Вы друзья?
— Нет, сэр. Просто знакомые. Я изредка встречался с ним на вечеринках.
— Следовательно, его выбор, по-видимому, пал на тебя per se[3].
— Конечно. Поэтому я и взял на себя труд поехать повидаться с ним. Чтобы выяснить — что к чему. К миссис Ирвин в «Приют Грантэма» можно было попасть и иными путями.
— Но ты не пришел ни к какому заключению?
— Нет, сэр.
— Очень хорошо. Фу! Бояться женщин! — Он взялся за свою книгу, а я отправился на кухню выпить стакан молока.
На следующее утро, в четверг, в восемь тридцать, я вел наш «герон» по Сорок шестой улице, направляясь на Вест-Сайдское шоссе. Год назад покупка этой машины вызвала у нас споры, которые до сих пор еще не завершились. За машины платит Вульф, а я только их вожу, и я хотел иметь более поворотливую машину, но это натолкнулось на убежденность Вульфа, что любой человек в двигающемся автомобиле подвергает себя смертельной опасности, которая обратно пропорциональна величине машины. В сорокатонном грузовике он еще мог бы чувствовать себя более или менее спокойно. Поэтому мы и приобрели «герон».
Когда я доехал до Гоуторн-серкл, пошел снег. Наконец, съехав с шоссе на проселок и проехав еще несколько миль, я свернул к воротам, над которыми красовалась вывеска: «Приют Грантэма».
Вырулив по узкой, расчищенной от снега аллее, я затормозил и остановился. Я оказался блокированным, хотя и не снегом. Прямо передо мной стояло девять или десять краснощеких, со сверкающими глазами девиц в разноцветных куртках и пальто, без головных уборов. Их вполне можно было принять за школьниц старших классов, если бы не одно обстоятельство: все до единой были полноваты в талии. Загородив мне дорогу, они ухмылялись мне в лицо, сверкая белыми зубами.
Я опустил стекло и высунул голову.
— С добрым утром. Какие будут предложения?