Наверное, поэтому и задал вопрос:
– Вам не было страшно?
– О! Ещё как было! Хотя, – немного подумав добавил, – за всё наше тогдашнее человечество отвечать не могу. У слишком многих война не значилась в числе страхов.
– А зач.. точнее, почему делались войны? Ресурсы?
Человек на мгновение замер. Он как будто услышал что-то неожиданное в моих словах.
– Как будто послышалось, – сказал он очень тихо, так что компьютер не расслышал точно и не смог перевести мне.
– Что?
– Ты спросил про войну. Да, она привела к бесславной и закономерной кончине всех наших психологических мифов об исключительности, о высшей ступени развития, играючи разрушила все наши замки выстроенные на самообмане. Мы оказались ничуть не лучше животных, даже хуже их. Когда все сдерживающие границы были преодолены, мы очертя голову бросились дальше.
Война случилась очень страшная, очень разрушительная. Случилась она не в раз. Пламя её тлело давно, иногда угли удавалось почти полностью затушить. Однако всегда было это «почти». Чем дольше мы откладывали её, – а самые мудрые из нас пытались это сделать: отложить, отсрочить, а потом и вовсе свести её появление на нет, – тем сильнее другие из нас желали её рождения. В конечном итоге, корчась в судорогах, она появилась на свет и тут же обрушилась на всех с остервенением уничтожившего свою душу человека.
Я наблюдал за художником и готов был поклясться, что увидел, как дым прошлого, озаряемый вспышками адского пламени, пробился через кожу на его лице. То были лучи низко висящего над горизонтом солнца.
– Хотел бы я сказать, что мы осознали и сами прекратили войну, но нет. Нет, такого не было. Всё случилось иначе. Война сама себя пожрала: возможности воевать закончились прежде, чем все мы погибли.
Много страшного оружия было обрушено на Землю. Водородные бомбы – были самым малым из тех средств, что применялись нами. Были гораздо страшнее.
– Бактерии, вирусы? – спросил я.
– Нет, но применили бы, если бы умели тогда науськивать их на тех, кого считали врагами, а не на всех людей подряд. Климатическое оружие.
– Вы научились управлять климатом своей планеты? – удивлённо спросил я.
Старик горько усмехнулся.
– Ну, управлять – это громко сказано. Скорее научились надавливать на болевые точки Земли, причиняя ещё большую боль.
В то время наши мысли, исследования, размышления и планы выстраивались только вокруг того, чтобы найти ещё одну слабость и эффективнее её использовать.
– Вы уничтожили друг друга.
– Как видишь, не совсем. Но были весьма близки к этому. Называй чудом или наказанием, но какая-то часть из нас выжила.
– Как вам удалось не растерять…, – я замешкался, стараясь подобрать нужное слово.
– Человечность?
Я кивнул
– Мне кажется, что человечность, точнее то, что мы стали вкладывать в это понятие, нас и сгубила. С помощью неё мы попытались отгородиться от природы, поставить себя вне рамок. Глупо, конечно. Всё равно что попытаться выжить без головы или считать свой разум, чем то волшебным, неким соусом, политым на мозги и не являющемся целиком и полностью такой же частью нас, как и чувства.
Понятие человечности, как результат появления у нас интеллекта, нужно было не для выстраивания метровых заборов, а для постижения своего места в структуре мира и поиска дальнейшего пути, ответов. Мы же, как это хорошо умеем, всё переврали.
Эволюция подошла к своему неизбежному этапу, а мы не поняли этого, занятые решением изначально ошибочной задачи: как сделать себя особенными.
Человек опять пригубил чай. Что-то ему не понравилось и он, кинув туда ещё какие-то листья, прикрыл котелок крышкой.
– Мне показалось, что вы пытаетесь изучить природу, – высказал вслух я своё предположение, – пытаетесь найти себя в ней.
– Скорее слиться с ней. Получается только плохо. Видимо ты решил так смотря на наши города?
Я кивнул. Удивительно как художник уловил моё движение.
– А вы, разве вы не пытаетесь её понять? – обратился он ко мне.
– Мы её изучили, – не без гордости ответил я, – и сумели направить её бесконечную мощь для развития своей цивилизации.
– Высокие слова, – задумчиво проговорил старик, – способны внушить трепет.
Сидя напротив человека, я отчётливо почувствовал своё превосходство. Мне не хотелось унизить его, наоборот, я стремился найти с ним общий язык, но не мог заглушить ощущение преимущества над проигравшими в борьбе. Они так и остались на своей планете, хотя у них были все шансы. Мы же прямо сейчас покоряем космос.
Человек молчал. Я видел, как лоб его то сморщивался, то разглаживался и тогда бороздочки морщин становились не такими глубокими. С любопытством я изучал его повадки, подмечал любое изменение лица – всё мне было интересно: как он двигался, говорил. Сейчас же я мог сказать, что он о чём-то глубоко задумался.