— Ага, еще скажи, что из другого мира прибыла.
— Это ожидаемо, дурака кусок, банальная логика. Куросаки временный шинигами, а Иноуэ Орихиме обладает опасной силой. Скорее всего, Готей попытается напасть на Айзена раньше, чем мы соберемся выходить в Каракуру. Чтобы задержать здесь. Так что не вздумай соваться к Куросаки и благородствовать, и не смей идти за Орихиме, чтобы она там залатала парня. Понял?
— Та женщина… хм-м…
Это «хм», похоже, возымело совершенно иной эффект моим словам. В любом случае Гриммджоу бы додумался наведаться к девушке, чтобы она залечила раны Ичиго.
— Обещай, что не будешь творить хрень в духе благородного пацана. Иначе я пойду прямо сейчас к Улькиорре и скажу, чтобы он лучше присматривал за Орихиме. Я не шучу.
Что меня пугало сильнее, так это осознанность во взгляде Гриммджоу, подчеркивающая глубокий мыслительный процесс. С тем же успехом тот же Иккаку даже не пытался скрывать, что замышлял какую-то глупость, пытаясь прикинуть, как обойти выставленные условия запрета.
Боже. Меня хватило лишь на растерянный взгляд и недоумение.
— Гриммджоу…
— Да чего ты прикопалась, сучка, я все понял. Надоела. Голова от тебя болит уже.
— Ты само очарование.
— Давай, не раздражай меня больше, — проходя мимо, парень уронил ладонь мне на голову и растрепал волосы. Почувствуй себя, называется, в шкуре жертвы вульгарного старшего брата. — Не сдохни там.
Не сдохнуть…
— Да. Ты тоже.
В моих словах, наверное, никакого толку не было, арранкар так или иначе найдет способ завязать бой с Ичиго. Это не проблема. Проблема в том, что амбиции Гриммджоу фактически сделают временного шинигами сильнее. Тем не менее не моя проблема… по крайней мере сейчас.
Проблему я видела в другом. И ее корни затрагивали мое подсознание, тянулись в глубину души, куда я поспешила направиться, чтобы увидеться с Тобимару.
Оказавшись посреди знакомого плато среди глубоких сумерек, осмотрелась, не обнаружив следов занпакто.
— Хватит упрямиться, выходи. Или мне заставить тебя?
Словно упрямый ребенок, парень показался по ту сторону костра. Из-за теней, что плясали на его лицо, он выглядел еще более мрачным и недовольным. Линии, что тянулись от глаз по щекам, напоминали дорожки от черных слез.
Смотря друг на друга сквозь языки трепещущего костра, было чувство, словно Тобимару отгородился от меня невидимой стеной, не желая идти навстречу. Я прищурилась, и мигом позже огонь, словно от порыва ветра, припал к земле. Пепел поднялся серым вихрем, заставив занпакто отвернуться.
— Почему ты боишься, Тобимару?
Задержав взгляд на костре, который заметно уменьшился в величине, парень не без грусти выдохнул и опустил плечи.
— Потому что тебе предстоит сражаться не на жизнь, а насмерть. Я не хочу, чтобы ты умирала.
— И поэтому ты отказываешься принять меня, пойти навстречу? — риторично уточнила я. — Ты же понимаешь, что мне хватит сил вытащить тебя полностью из внутреннего мира. Всю твою сущность.
Не поднимая взгляд, занпакто покачал головой в знак согласия и тихо добавил:
— Но если я не скажу свое полное имя, от этого никакого толка не будет.
— Значит, я пойду в бой без тебя, лишь с силой шикая и кидо. Да остатками накопленной реацу.
Резко подняв взгляд и выпрямившись, Тобимару выражал собой сплошь возмущение, однако не злость двигала им, а страх. Это даже странно, что занпакто именно боялся показать себя миру. Обычно духовные клинки упрямились, считали своих хозяев недостаточно сильными или достойными, однако, глядя на Тобимару, возникало чувство, словно он собственными руками готовился толкнуть меня в пропасть.
— Ты все еще считаешь меня недостойной?
— Нет, не в этом дело. Ты достойна этой силы, но… Она может убить тебя. Она опасна, она… она твоя суть. Я боюсь, что твоя суть не оставит от тебя настоящей ни следа.
— Это звучит глупо, не находишь? — снисходительно улыбнувшись, я обошла медленной поступью костер, остановившись подле парня. Протянув к нему руки и аккуратно обхватив за лицо, произнесла: — Ты прекрасный занпакто, Тобимару, ты лучшее, что со мной случалось в этой жизни. Без преувеличения. Скажи честно, чего ты боишься на самом деле?
— Хина…
— Ты ведь боишься не того, что я погублю себя или помру в бою, — усмехнувшись, подметила я. — Да, ты переживаешь за меня, но ты ведь — это я. Мы можем беспокоиться о других, любить других, но на первом месте всегда будет стоять наше собственное я. Ты боишься, что я погублю тебя. Верно?
Болезненно прикрыв глаза и обхватив меня за запястья, парень застыл и не двигался несколько секунд, пытаясь привести мысли в порядок. Его темные, словно смоль, пальцы, контрастировали с моей кожей. Когти опасно ложились на мои вены. Возможно, ему немного стыдно, но я прекрасно понимала его жажду к жизни, к существованию. К независимости от чужих желаний и повелений. Каким бы послушным и преданным пес ни был, он тоже хочет жить… Все, у чего есть воля и личность, разум, желает жить.