Естественно. Он будет с дерьмом мешать меня до тех пор, пока я не сломаюсь. Ему хотелось увидеть меня жалкой, чтобы я пала перед ним в слезах и мольбах. Такое поведение удовлетворило бы его эго, ведь нет ничего более волнительного, чем видеть, когда к тебе за помощью приползают на коленях. В такие моменты ты становишься для кого-то не просто богом, ты становишься всем миром. Тем, кто может спасти твой жалкий мир, твою жалкую жизнь.
Грустно. И отвратительно. Айзен тоже понимал это, смотря мне в глаза, но после его слов страх уступил место отчаянию, усталости. Из меня словно за раз вытянули силы, а точнее, стержень, который ни за что бы не позволил мне склониться. Унизиться… но кого я обманываю? Это так не работало. А если быть точной, я не позволю, чтобы это сработало со мной. Ведь мужчине доставляло удовольствие мучить меня подобными словами, наблюдать, как я сопротивляюсь и терплю его издевательства.
Не в этот раз.
Позволив огоньку эмоций погаснуть во взгляде, я подошла ближе, практически к самой границе, удерживающей силы Айзена, и, не разрывая зрительный контакт, упала на колени. Смотря на него с отчаянным спокойствием, не могла не заметить, что азарт удовлетворения заметно угас в глазах собеседника.
Иногда, чтобы победить врага, нужно сыграть по его правилам, так?
— Что? Удивлен? — подавлено уточнила я. — Хочешь, чтобы я умоляла? Хорошо. Насколько низко мне нужно склониться? Насколько низко мне нужно поставить себя перед тобой, чтобы ты снизошел до меня? Думаю, стоило бы расплакаться, чтобы потешить тебя. Но я не смогу заплакать, поэтому скажу то, что ты так хочешь услышать. Я не смогу без тебя, как бы ни пыталась отвернуться, ты будешь заставлять меня возвращаться, и сколько бы раз мы ни пытались убить друг друга, все тщетно. Потому что ты тот, кто привел меня в этот мир, ты жестокий бог моего мира, который будет только забирать и забирать. Ты единственный, кто может спасти меня сейчас. Я готова поступиться своей гордостью и стоять перед тобой на коленях, потому что хочу жить… и ты знаешь это. Я боюсь всего, поэтому мне плевать, чего будет стоить мое спасение. Что мне сделать, чтобы ты снизошел до меня?
Мои слова, конечно, не совсем были правдивы, поскольку я готова далеко не на все, чтобы выжить. Теперь — уже нет. Я как минимум не смогу причинить боль своим близким. Тем, кого люблю. Убить их… своими руками. Отчасти Айзен сделал мне одолжение, убедив в том, что чувства более пугающего и сводящего с ума, чем собственноручное убийство дорого тебе человека, я не испытывала. Даже когда чуть не померла от руки Гина… мне не было так страшно.
Спустя долгое мгновение Айзен тихо усмехнулся.
— Так даже неинтересно, — заключил мужчина и, помедлив, решил перейти к делу: — Что ж, полагаю, сейчас твоя главная проблема — подрывная печать.
— Знаешь, как от нее избавиться?
— Знаю, как ее обезвредить. Точнее, как не дать Кьёраку Шинсую снести тебе голову. Скажи, Хинамори, что является главной движущей силой в использовании кидо?
Серьезно? Нравоучения? Сейчас? Может, поговорим еще про технику безопасности на… да ёп… кхм.
Сжав губы в тонкую линию и мысленно досчитав до трех, я поднялась с колен и усилием воли проглотила грубые слова. Просто дыши. Он издевается, это и коту понятно. Не коту, в смысле Гриммджоу, а коту… да блять, you know. Короче!
Выдохнув, произнесла:
— Уровень реацу, полагаю.
— Верно. Тот, у кого больше реацу, выигрывает.
— Но я не думаю, что мне хватит реацу, чтобы выжечь печать, даже при учете снятия запретной метки.
— Эту печать не удастся выжечь. Для того она и поставлена, чтобы любая манипуляция со стороны жертвы привела к ее срабатыванию. Любое кидо — это соревнование заклинателей, а не заклинателя и жертвы. Понимаешь?
Понимаю. И от этого понимания у меня чуть волосы на голове дыбом не встали.
— Издеваешься?! Предлагаешь, чтобы ты вместо Кьёраку мог снести мне голову?!
Вспышка злости, вызванная, скорее, страхом с моей стороны, оставила Айзена спокойным, он лишь непринужденно пожал плечами.
— Выбирай. Либо я, либо Кьёраку Шинсуй. Но если Общество душ, как показывает практика, готово избавиться от тебя в любой момент, то я не желаю подобного исхода. Наоборот. Мне куда больше удовольствия доставит тот факт, что ты останешься жива, Хинамори. А также мысли о том, что я могу с тобой сделать.